Page 36 - Севастопольские рассказы

«Однако, надо будет завтра сходить на перевязочный пункт записаться», – подумал
штабс-капитан, в то время как пришедший фельдшер перевязывал его, – «это поможет к
представленью».

14.

Сотни свежих окровавленных тел людей, за 2 часа тому назад полных разнообразных,
высоких и мелких надежд и желаний, с окоченелыми членами, лежали на росистой цветущей
долине, отделяющей бастион от траншеи, и на ровном полу часовни Мертвых в Севастополе;
сотни людей с проклятиями и молитвами на пересохших устах – ползали, ворочались и
стонали, – одни между трупами на цветущей долине, другие на носилках, на койках и на
окровавленном полу перевязочного пункта; а всё так же, как и в прежние дни, загорелась
зарница над Сапун-горою, побледнели мерцающие звезды, потянул белый туман с шумящего
темного моря, зажглась алая заря на востоке, разбежались багровые длинные тучки по
светло-лазурному горизонту, и всё так же, как и в прежние дни, обещая радость, любовь и
счастье всему ожившему миру, выплыло могучее, прекрасное светило.

15.

На другой день вечером опять егерская музыка играла на бульваре, и опять офицеры,
юнкера, солдаты и молодые женщины празднично гуляли около павильона и по нижним
дорожкам из цветущих душистых белых акаций.

Калугин, князь Гальцин и какой-то полковник ходили под руки около павильона и говорили о
вчерашнем деле. – Главною путеводительною нитью разговора, как это всегда бывает в
подобных случаях, было не самое дело, а то участие, которое принимал, и храбрость,
которую выказал рассказывающий в деле. Лица и звук голосов их имели серьезное, почти
печальное выражение, как будто потери вчерашнего дела сильно трогали и огорчали каждого,
но, сказать по правде, так как никто из них не потерял очень близкого человека (да и бывают
ли в военном быту очень близкие люди?), это выражение печали было выражение
официальное, которое они только считали обязанностью выказывать. Напротив, Калугин и
полковник были бы готовы каждый день видеть такое дело, с тем, чтобы только каждый раз
получать золотую саблю и генерал-майора, несмотря на то, что они были прекрасные люди.
Я люблю, когда называют извергом какого-нибудь завоевателя, для своего честолюбия
губящего миллионы. Да спросите по совести прапорщика Петрушова и поручика Антонова и т.
д., всякий из них маленький Наполеон, маленький изверг и сейчас готов затеять сражение,
убить человек сотню для того только, чтоб получить лишнюю звездочку или треть жалованья.

– Нет, извините, – говорил полковник, – прежде началось на левом фланге.

Ведь я был там.

– А, может быть, – отвечал Калугин, –

я больше был на правом; я два раза туда ходил: один раз отъискивал генерала, а другой раз
так ,

посмотреть ложементы пошел .

Page 36/326