Page 35 - Севастопольские рассказы

– А где ординарец Праскухин, который шел со мной? – спросил он прапорщика, который вел
роту, когда они встретились.

– Не знаю, убит, кажется, – неохотно отвечал прапорщик, который, между прочим, был очень
недоволен, что штабс-капитан вернулся и тем лишил его удовольствия сказать, что он один
офицер остался в роте.

– Убит или ранен? как же вы не знаете, ведь он с нами шел. И отчего вы его не взяли?

– Где тут было брать, когда жарня этакая!

– Ах, как же вы это, Михал Иванович, – сказал Михайлов сердито: – как же бросить, ежели он
жив; да и убит, так всё-таки тело надо было взять, – как хотите, ведь он ординарец генерала и
еще жив, может.

– Где жив, когда я вам говорю, я сам подходил и видел, – сказал прапорщик. – Помилуйте!
только бы своих уносить. Вон стерва! ядрами теперь стал пускать, – прибавил он, присядая.
Михайлов тоже присел и схватился за голову, которая от движенья ужасно заболела у него.

– Нет, непременно надо сходить взять: может быть, он еще жив, – сказал Михайлов. – Это
наш

долг , Михайло Иваныч!

Михайло Иваныч не отвечал.

«Вот ежели бы он был хороший офицер, он бы взял тогда, а теперь надо солдат посылать
одних; а и посылать как? под этим страшным огнем могут убить задаром», – думал Михайлов.

– Ребята! надо сходить назад – взять офицера, что ранен там в канаве, – сказал он не
слишком громко и повелительно, чувствуя, как неприятно будет солдатам исполнять это
приказанье, – и действительно, так как он ни к кому именно не обращался, никто не вышел,
чтобы исполнить его.

– Унтер-офицер! поди сюда.

Унтер-офицер, как будто не слыша, продолжал идти на своем месте.

«И точно, может, он уже умер и

не стоит подвергать людей напрасно, а виноват один я, что не позаботился. Схожу сам,
узнаю, жив ли он. Это мой

долг », – сказал сам себе Михайлов.

– Михал Иваныч! ведите роту, а я вас догоню, – сказал он и, одной рукой подобрав шинель,
другой рукой дотрагиваясь беспрестанно до образка Митрофания угодника, в которого он
имел особенную веру, почти ползком и дрожа от страха, рысью побежал по траншее.

Убедившись в том, что товарищ его был убит, Михайлов так же пыхтя, присядая и
придерживая рукой сбившуюся повязку и голову, которая сильно начинала болеть у него,
потащился назад. Батальон уже был под горой на месте и почти вне выстрелов, когда
Михайлов догнал его. – Я говорю:

почти вне выстрелов, потому что изредка залетали и сюда шальные бомбы (осколком одной в
эту ночь убит один капитан, который сидел во время дела в матросской землянке).

Page 35/326