Page 49 - Севастопольские рассказы

как говорят нянюшки. По нежному белому цвету кожи лица не стоял, а вспыхивал, выдавая
все движения души, полнокровный молодой румянец. Те же глаза, как и у брата, были у него
открытее и светлее, что особенно казалось оттого, что они часто покрывались легкой влагой.
Русый пушок пробивал по щекам и над красными губами, весьма часто складывавшимися в
застенчивую улыбку и открывавшими белые, блестящие зубы. Стройный, широкоплечий, в
расстегнутой шинели, из-под которой виднелась красная рубашка с косым воротом, с
папироской в руках, облокотившись на перила крыльца, с наивной радостью в лице и жесте,
как он стоял перед братом, это был такой приятно-хорошенький мальчик, что всё бы так и
смотрел на него. Он чрезвычайно рад был брату, с уважением и гордостью смотрел на него,
воображая его героем; но в некоторых отношениях, именно в рассуждении вообще светского
образования, которого, по правде сказать, он и сам не имел, умения говорить по-французски,
быть в обществе важных людей, танцовать и т. д., он немножко стыдился за него, смотрел
свысока и даже надеялся, ежели можно, образовать его. Все впечатления его еще были из
Петербурга, из дома одной барыни, любившей хорошеньких и бравшей его к себе на
праздники, и из дома сенатора в Москве, где он раз танцовал на большом бале.

7.

Наговорившись почти досыта и дойдя наконец до того чувства, которое часто испытываешь,
что общего мало, хотя и любишь друг друга, братья помолчали довольно долго.

– Так бери же свои вещи и едем сейчас, – сказал старший.

Младший вдруг покраснел и замялся.

– Прямо в Севастополь ехать? – спросил он после минуты молчания.

– Ну да, ведь у тебя немного вещей, я думаю, уложим.

– И прекрасно! сейчас и поедем, – сказал младший со вздохом и пошел в комнату.

Но, не отворяя двери, он остановился в сенях, печально опустив голову, и начал думать:

«Сейчас прямо в Севастополь, в этот ад – ужасно! Однако всё равно, когда-нибудь надо же
было. Теперь по крайней мере с братом…»

Дело в том, что только теперь, при мысли, что, севши в тележку, он, не вылезая из нее, будет
в Севастополе, и что никакая случайность уже не может задержать его, ему ясно
представилась опасность, которой он искал, и он смутился, испугался одной мысли о
близости ее. Кое-как успокоив себя, он вошел в комнату; но прошло 1/4 часа, а он всё не
выходил к брату, так что старший отворил наконец дверь, чтоб вызвать его. Меньшой
Козельцов, в положении провинившегося школьника, говорил о чем-то с офицером из П.
Когда брат отворил дверь, он совершенно растерялся.

– Сейчас, сейчас я выйду! – заговорил он, махая рукой брату. – Подожди меня, пожалуйста,
там.

Через минуту он вышел действительно и с глубоким вздохом подошел к брату.

– Можешь себе представить, я не могу с тобой ехать, брат, – сказал он.

– Как? Что за вздор!

Page 49/326