Page 52 - Севастопольские рассказы

Володя без малейшего содрогания увидал это страшное место, про которое он так много
думал; напротив, он с эстетическим наслаждением и героическим чувством самодовольства,
что вот и он через полчаса будет там, смотрел на это действительно прелестно-оригинальное
зрелище, и смотрел с сосредоточенным вниманием до самого того времени, пока они не
приехали на Северную, в обоз полка брата, где должны были узнать наверное о месте
расположения полка и батареи.

Офицер, заведывавший обозом, жил около так называемого

нового городка , – досчатых бараков, построенных матросскими семействами, в палатке,
соединенной с довольно большим балаганом, заплетенным из зеленых дубовых веток, не
успевших еще совершенно засохнуть.

Братья застали офицера перед складным столом, на котором стоял стакан холодного чаю с
папиросной золой и поднос с водкой и крошками сухой икры и хлеба, в одной
желтовато-грязной рубашке, считающего на больших счетах огромную кипу ассигнаций. Но
прежде, чем говорить о личности офицера и его разговоре, необходимо попристальнее
взглянуть на внутренность его балагана и знать хоть немного его образ жизни и занятия.
Новый балаган был так велик, прочно заплетен и удобен, с столиками и лавочками,
плетеными и из дерна, как только строят для генералов или полковых командиров: бока и
верх, чтобы лист не сыпался, были завешаны тремя коврами, хотя весьма уродливыми, но
новыми и, верно, дорогими. На железной кровати, стоявшей под главным ковром, с
изображенной на нем амазонкой, лежало плюшевое ярко-красное одеяло, грязная
прорванная кожаная подушка и енотовая шуба; на столе стояло зеркало в серебряной раме,
серебряная ужасно грязная щетка, изломанный, набитый масляными волосами роговой
гребень, серебряный подсвечник, бутылка ликера с золотым красным огромным ярлыком,
золотые часы с изображением Петра I, два золотые перстня, коробочка с какими-то
капсюлями, корка хлеба и разбросанные старые карты, и пустые и полные бутылки портера
под кроватью. Офицер этот заведывал обозом полка и продовольствием лошадей.

С ним вместе жил его большой приятель комисионер, занимающийся тоже какими-то
операциями. Он в то время, как вошли братья, спал в палатке; обозный же офицер делал
счеты казенных денег перед концом месяца. Наружность обозного офицера была очень
красивая и воинственная: большой рост, большие усы, благородная плотность. Неприятна
была в нем только какая-то потность и опухлость всего лица, скрывавшая почти маленькие
серые глаза (как будто он весь был налит портером) и чрезвычайная нечистоплотность – от
жидких масляных волос до больших босых ног в каких-то горностаевых туфлях.

– Денег-то, денег-то! – сказал Козельцов 1-й, входя в балаган и с невольной жадностью
устремляя глаза на кучу ассигнаций: – хоть бы половину взаймы дали, Василий Михайлыч!

Обозный офицер, как будто пойманный на воровстве, весь покоробился, увидав гостя, и,
собирая деньги, не поднимаясь, поклонился.

– Ох, коли бы мои были… Казенные, батюшка! А это кто с вами? – сказал он, упрятывая
деньги в шкатулку, которая стояла около него, и прямо глядя на Володю.

– Это мой брат, из корпуса приехал. Да вот мы заехали узнать у вас, где полк стоит.

– Садитесь, господа, – сказал он, вставая и не обращая внимания на гостей, уходя в палатку.
– Выпить не хотите ли? Портерку, может быть? – сказал он оттуда.

– Не мешает, Василий Михайлыч!

Володя был поражен величием обозного офицера, его небрежною манерой и уважением, с
которым обращался к нему брат.

Page 52/326