Page 50 - Севастопольские рассказы

– Я тебе всю правду скажу, Миша! У нас уж ни у кого денег нет, и мы все должны этому
штабс-капитану, который из П. едет. Ужасно стыдно!

Старший брат нахмурился и долго не прерывал молчанья.

– Много ты должен? – спросил он, исподлобья взглядывая на брата.

– Много… нет, не очень много; но совестно ужасно. Он на трех станциях за меня платил, и
сахар всё его шел… так что я не знаю… да и в преферанс мы играли… я ему немножко
остался должен.

– Это скверно, Володя! Ну что бы ты сделал, ежели бы меня не встретил? – сказал строго, не
глядя на брата, старший.

– Да я думал, братец, что получу эти подъемные в Севастополе, так отдам. Ведь можно так
сделать; да и лучше уж завтра я с ним приеду.

Старший брат достал кошелек и с некоторым дрожанием пальцев достал оттуда две
10-рублевые и одну 3-рублевую бумажку.

– Вот мои деньги, – сказал он. – Сколько ты должен?

Сказав, что это были все его деньги, Козельцов говорил не совсем правду: у него было еще 4
золотых, зашитых на всякий случай в обшлаге, но которые он дал себе слово ни за что не
трогать.

Оказалось, что Козельцов 2-й с преферансом и сахаром был должен только 8 рублей
офицеру из П. Старший брат дал их ему, заметив только, что этак нельзя, когда денег нет,
еще в преферанс играть.

– На что ж ты играл?

Младший не отвечал ни слова. Вопрос брата показался ему сомнением в его честности.
Досада на самого себя, стыд в поступке, который мог подавать такие подозрения, и
оскорбление от брата, которого он так любил, произвели в его впечатлительной натуре такое
сильное, болезненное чувство, что он ничего не отвечал, чувствуя, что не в состоянии будет
удержаться от слезливых звуков, которые подступали ему к горлу. Он взял не глядя деньги и
пошел к товарищам.

8.

Николаев, подкрепивший себя в Дуванк?й 2-мя крышками водки, купленными у солдата,
продававшего ее на мосту, подергивал возжами, повозочка подпрыгивала по каменной
кое-где тенистой дороге, ведущей вдоль Бельбека к Севастополю, а братья, поталкиваясь
нога об ногу, хотя всякую минуту думали друг о друге, упорно молчали.

«Зачем он меня оскорбил, – думал меньшой, – разве он не мог не говорить про это? Точно,
как будто он думал, что я вор, да и теперь, кажется, сердится, так что мы уже навсегда
расстроились. А как бы славно нам было вдвоем в Севастополе. Два брата, дружные между
собой, оба сражаются со врагом: один старый уже, хотя не очень образованный, но храбрый
воин, и другой молодой, но тоже молодец… Через неделю я бы всем доказал, что я уж не
очень молоденький! Я и краснеть перестану, в лице будет мужество, да и усы небольшие, но
порядочные вырастут к тому времени, – и он ущипнул себя за пушок, показавшийся у краев

Page 50/326