Page 51 - Севастопольские рассказы

рта. Может быть, мы нынче приедем и сейчас же попадем в дело, вместе с братом. А он
должен быть упорный и очень храбрый – такой, что много не говорит, а делает лучше других.
Я б желал знать, – продолжал он, – нарочно или нет он прижимает меня к самому краю
повозки. Он, верно, чувствует, что мне неловко, и делает вид, что будто не замечает меня.
Вот мы нынче приедем, – продолжал он рассуждать, прижимаясь к краю повозки и боясь
пошевелиться, чтобы не дать заметить брату, что ему неловко, – и вдруг прямо на бастион: я
с орудиями, а брат с ротой, и вместе пойдем. Только вдруг французы бросятся на нас. Я –
стрелять, стрелять: перебью ужасно много; но они всё-таки бегут прямо на меня. Уж стрелять
нельзя, и, кончено, мне нет спасения; только вдруг брат выбежит вперед с саблей, и я схвачу
ружье, и мы вместе с солдатами побежим. Французы бросятся на брата. Я подбегу, убью
одного француза, другого и спасаю брата. Меня ранят в одну руку, я схвачу ружье в другую и
всё-таки бегу; только брата убьют пулей подле меня. Я остановлюсь на минутку, посмотрю на
него этак грустно, поднимусь и закричу: «За мной, отмстим! Я любил брата больше всего на
свете», я скажу, «и потерял его. Отмстим, уничтожим врагов или все умрем тут!» Все
закричат, бросятся за мной. Тут всё войско французское выйдет, – сам Пелиссье. Мы всех
перебьем; но наконец меня ранят другой раз, третий раз, и я упаду при смерти. Тогда все
прибегут ко мне, Горчаков придет и будет спрашивать, чего я хочу. Я скажу, что ничего не
хочу, – только чтобы меня положили рядом с братом, что я хочу умереть с ним. Меня
принесут и положат подле окровавленного трупа брата. Я приподнимусь и скажу только: «Да,
вы не умели ценить 2-х человек, которые истинно любили отечество; теперь они оба пали…
да простит вам Бог!» и умру».

Кто знает, в какой мере сбудутся эти мечты!

– Что, ты был когда-нибудь в схватке? – спросил он вдруг у брата, совершенно забыв, что не
хотел говорить с ним.

– Нет, ни разу, – отвечал старший: – у нас 2000 человек из полка выбыло, всё на работах; и я
ранен тоже на работе. Война совсем не так делается, как ты думаешь, Володя!

Слово «Володя» тронуло меньшого брата: ему захотелось объясниться с братом, который
вовсе и не думал, что оскорбил Володю.

– Ты на меня не сердишься, Миша? – сказал он после минутного молчания.

– За что?

– Нет – так. За то, что у нас было. Так, ничего.

– Нисколько, – отвечал старший, поворачиваясь к нему и похлопывая его по ноге.

– Так ты меня извини, Миша, ежели я тебя огорчил.

И меньшой брат отвернулся, чтобы скрыть слезы, которые вдруг выступили у него из глаз.

9.

– Неужели это уж Севастополь? – спросил меньшой брат, когда они поднялись на гору, и
перед ними открылись бухта с мачтами кораблей, море с неприятельским далеким флотом,
белые приморские батареи, казармы, водопроводы, доки и строения города, и белые,
лиловатые облака дыма, беспрестанно поднимавшиеся по желтым горам, окружающим
город, и стоявшие в синем небе, при розоватых лучах солнца, уже с блеском отражавшегося
и спускавшегося к горизонту темного моря.

Page 51/326