Page 58 - Севастопольские рассказы

полный выслужил, – сказал он морщась. – Ах, как больно!.. Да уж лучше бы конец скорее.

Он вздернул ногу и, промычав что-то, закрыл лицо руками.

– Его надо оставить, – сказала шопотом сестра, со слезами на глазах: – уж он очень плох.

Братья еще на Северной решили итти вместе на 5 бастион; но, выходя из Николаевской
батареи, они как будто условились не подвергаться напрасно опасности и итти каждому
порознь.

– Только как ты найдешь, Володя, – сказал старший, – впрочем, Николаев тебя проводит на
Корабельную, а я пойду один и завтра у тебя буду.

Больше ничего не было сказано в это последнее прощанье между двумя братьями.

12.

Гром пушек продолжался с той же силой, но Екатерининская улица, по которой шел Володя, с
следовавшим за ним молчаливым Николаевым, была совсем пустынна и тиха. Во мраке
виднелась ему только широкая улица с белыми, во многих местах разрушенными стенами
больших домов и каменный тротуар, по которому он шел; изредка встречались солдаты и
офицеры. Проходя по левой стороне около адмиралтейства, при свете какого-то яркого огня,
горевшего за стеной, он увидал посаженные вдоль тротуара акации с зелеными подпорками и
жалкие запыленные листья этих акаций. Шаги свои и Николаева, тяжело дышавшего,
шедшего за ним, он слышал явственно. Он ничего не думал: хорошенькая сестра, нога
Марцова с движущимися в чулке пальцами, мрак, бомбы и различные образы смерти смутно
носились в его воображении. Вся его молодая впечатлительная душа сжалась и ныла под
влиянием сознания одиночества и всеобщего равнодушия к его участи в то время как он был
в опасности. «Убьют, буду мучиться, страдать, и никто не заплачет!» И всё это вместо
исполненной энергии и сочувствия героической жизни, о которой он мечтал так славно.
Бомбы лопались и свистели ближе и ближе, Николаев вздыхал чаще и не нарушал молчания.
Проходя через Малый Корабельный мост, он увидал, как что-то, свистя, влетело недалеко от
него в бухту, на секунду багрово осветило лиловые волны, исчезло и потом с брызгами
поднялось оттуда.

– Вишь, не задохлась! – сказал Николаев.

– Да, – ответил он, невольно и неожиданно для себя каким-то тоненьким, тоненьким
пискливым голоском.

Встречались носилки с ранеными, опять полковые повозки с турами; какой-то полк встретился
на Корабельной; верховые проезжали мимо. Один из них был офицер с казаком. Он ехал
рысью, но увидав Володю, приостановил лошадь около него, вгляделся ему в лицо,
отвернулся и поехал прочь, ударив плетью по лошади. «Один, один! всем всё равно, есть ли
я, или нет меня на свете», подумал с ужасом бедный мальчик, и ему без шуток захотелось
плакать.

Поднявшись на гору мимо какой-то высокой белой стены, он вошел в улицу разбитых
маленьких домиков, беспрестанно освещаемых бомбами. Пьяная, растерзанная женщина,
выходя из калитки с матросом, наткнулась на него.

– Потому, коли бы он был блаародный чуаек, – пробормотала она, – пардон, ваш благородие
офицер!

Page 58/326