Page 15 - Аленушкины сказки

– Есть, Музгарко…

Снасть состояла из брошенной поперек реки бечевы с поводками из тонких шнуров и
волосяной лесы. Каждый поводок заканчивался острым крючком. Подъехав к концу снасти,
старик осторожно начал выбирать ее в лодку. Добыча была хорошая: два больших сига,
несколько судаков, щука и целых пять штук стерлядей. Щука попалась большая, и с ней было
много хлопот. Старик осторожно подвел ее к лодке и сначала оглушил своим шестом, а потом
уже вытащил. Музгарко сидел в носу лодки и внимательно наблюдал за работой.

– Любишь стерлядку? – дразнил его старик, показывая рыбу. – А ловить не умеешь… Погоди,
заварим сегодня уху. К ненастью рыба идет лучше на крюк… В омуте она теперь сбивается
на зимнюю лежанку, а мы ее из омута и будем добывать: вся наша будет. Лучить ужо
поедем… Ну, а теперь айда домой!.. Судаков-то подвесим, высушим, а потом купцам
продадим…

Старик запасал рыбу с самой весны: часть вялил на солнце, другую сушил в избе, а остатки
сваливал в глубокую яму вроде колодца; эта последняя служила кормом Музгарке. Свежая
рыба не переводилась у него целый год, только не хватало у него соли, чтобы ее солить, да и
хлеба не всегда доставало, как было сейчас. Запас ему оставляли с зимы до зимы.

– Скоро обоз придет, – объяснил старик собаке. – Привезут нам с тобой и хлеба, и соли, и
пороху… Вот только избушка наша совсем развалилась, Музгарко.

Осенний день короток. Старик все время проходил около своей избушки, поправляя и то и
другое, чтобы лучше ухорониться на зиму. В одном месте мох вылез из пазов, в другом –
бревно подгнило, в третьем – угол совсем осел и, того гляди, отвалится. Давно бы уж новую
избушку пора ставить, да одному все равно ничего не поделать.

– Как-нибудь, может, перебьюсь зиму, – думал старик вслух, постукивая топором в стену. – А
вот обоз придет, так тогда…

Выпавший снег все мысли старика сводил на обоз, который приходил по первопутку, когда
вставали реки. Людей он только и видел один раз в году. Было о чем подумать. Музгарко
отлично понимал каждое слово хозяина и при одном слове «обоз» смотрел вверх реки и
радостно взвизгивал, точно хотел ответить, что вон, мол, откуда придет обоз-то – из-за мыса.

К избе был приделан довольно большой низкий сруб, служивший летом амбаром, а зимой
казармой для ночлега ямщиков. Чтобы защитить от зимней непогоды лошадей, старик с
осени устраивал около казармы из молодых пушистых пихт большую загородку. Намаются
лошади тяжелой дорогой, запотеют, а ветер дует холодный, особенно с солновосхода. Ах,
какой бывает ветер! – даже дерево не выносит и поворачивает свои ветви в теплую сторону,
откуда весной летит всякая птица.

Кончив работу, старик сел на обрубок дерева под окном избушки и задумался. Собака села у
его ног и положила свою умную голову к нему на колени. О чем думал старик? Первый снег
всегда и радовал его и наводил тоску, напоминая старое, что осталось вон за теми горами, из
которых выбегала река Студеная. Там у него были и свой дом, и семья, и родные были, а
теперь никого не осталось. Всех он пережил, и вот где привел Бог кончать век: умрет –
некому глаза закрыть. Ох, тяжело старое одиночество, а тут лес кругом, вечная тишина, и не
с кем слова сказать. Одна отрада оставалась: собака. И любил же ее старик гораздо больше,
чем любят люди друг друга. Ведь она для него была все и тоже любила его. Не один раз
случалось так, что на охоте Музгарко жертвовал своей собачьей жизнью за хозяина, и уже
два раза медведь помял его за отчаянную храбрость.

– А ведь стар ты стал, Музгарко, – говорил старик, гладя собаку по спине. – Вон и спина
прямая стала, как у волка, и зубы притупились, и в глазах муть… Эх, старик, старик, съедят

Page 15/103