Page 19 - Аленушкины сказки

медведь-то на меня, а он его и остановил. Прежде я с рогатиной ходил на медведя, когда еще
в силе был, а как один меня починил, ну, я уж из ружья норовлю его свалить. Тоже его надо
умеючи взять: смышлястый зверь.

– Ну, а зимой-то, поди, скучно в избушке сидеть?

– Привышное дело… Вот только праздники когда, так скушновато. Добрые люди в храме
Божьем, а у меня волки обедню завывают. Ну, я тогда свечку затеплю перед образом и сам
службу пою… Со слезами тоже молюсь.

Славный этот приказчик, молодой такой, и все ему надо знать. Елеска обрадовался живому
человеку и все рассказывал про свою одинокую жизнь в лесу.

– У меня по весне праздник бывает, милый человек, когда с теплого моря птица прилетит. И
сколько ее летит: туча… По Студеной-то точно ее насыпано… Всякого сословия птица: и утки,
и гуси, и кулики, и чайки, и гагары… Выйдешь на заре, так стон стоит по Студеной. И нет
лучше твари, как перелетная птица: самая Божья тварь… Большие тыщи верст летит, тоже
устанет, затощает и месту рада. Прилетела, вздохнула денек и сейчас гнездо налаживать… А
я хожу и смотрю: мне Бог гостей прислал. И как наговаривают… Слушаешь, слушаешь, инда
слеза проймет. Любезная тварь – перелетная птица… Я ее не трогаю, потому трудница перед
Господом. А когда гнезда она строит, это ли не Божецкое произволенье… Человеку так не
состроить. А потом матки с выводками на Студеную выплывут… Красота, радость… Плавают,
полощутся, гогочут… Неочерпаемо здесь перелетной птицы. Праздником все летечко
прокатится, а к осени начнет птица грудиться стайками: пора опять в дорогу. И собираются,
как люди… Лопочут по-своему, суетятся, молодых учат, а потом и поднялись… Ранним утром
снимаются с места, вожак в голове летит. А есть и такие, которые остаются: здоровьем слаба
выйдет или позднышки выведутся… Жаль на них глядеть. Кричат, бедные, когда мимо них
стая за стаей летит. На Студеной все околачиваются. Плавают-плавают, пока забереги
настынут, потом в полыньях кружатся… Ну, этих уже я из жалости пришибу. Што ей
маяться-то, все равно сгибнет… Лебеди у меня тут в болоте гнезда вьют. Всякой твари свое
произволенье, свой предел… Одного только у меня не хватает, родной человек: который год
прошу ямщиков, штобы петушка мне привезли… Зимой-то ночи долгие, конца нет, а
петушок-то и сказал бы, который час на дворе.

– В следующий раз я тебе привезу самого горластого, дедушка, как дьякон будет орать.

– Ах, родной, то-то уважил бы старика… Втроем бы мы вот как зажили! Скучно, когда по
зимам мертвая тишь встанет, а тут бы петушок, глядишь, и взвеселил. Тоже не простая
тваринка, петушок-то; другой такой нет, чтобы часы сказывала. На потребу человеку петушок
сотворен.

Приказчика звали Флегонтом. Он оставил старому Елеске и муки, и соли, и новую рубаху, и
пороху, а на обратном пути с Печоры привез подарок.

– Я тебе часы привез, дедушка, – весело говорил он, подавая мешок с петухом.

– Ах, кормилец, ах, родной… Да как я тебя благодарить буду? Ну, пошли тебе Бог всего, чего
сам желаешь. Поди, и невеста где-нибудь подгляжена, так любовь да совет…

– Есть такой грех, дедушка, – весело ответил Флегонт, встряхивая русыми кудрями. – Есть в
Чердыни два светлых глаза: посмотрели они на меня, да и заворожили… Ну, оставайся с
Богом.

– Соболька припасу твоей невесте на будущую осень, как опять поедешь на Печору. Есть у
меня один на примете.

Page 19/103