Page 16 - Аленушкины сказки

тебя зимой волки!.. Пора, видно, нам с тобой и помирать…

Собака была согласна и помирать… Она только теснее прижималась всем телом к хозяину и
жалобно моргала. А он сидел и все смотрел на почерневшую реку, на глухой лес, зеленой
стеной уходивший на сотни верст туда, к студеному морю, на чуть брезжившие горы в
верховьях Студеной, – смотрел и не шевелился, охваченный своей тяжелой стариковской
думой.

Вот о чем думал старик.

Родился и вырос он в глухой лесной деревушке Чалпан, засевшей на реке Колве. Место было
глухое, лесистое, хлеб не родился, и мужики промышляли кто охотой, кто сплавом леса, кто
рыбной ловлей. Деревня была бедная, как почти все деревни в Чердынском крае, и многие
уходили на промысел куда-нибудь на сторону: на солеваренные промыслы в Усолье, на
плотбища по реке Вишере, где строились лесопромышленниками громадные баржи, на
железные заводы по реке Каме.

Старик тогда был совсем молодым, и звали его по деревне Елеской Шишмарем, – вся семья
была Шишмари. Отец промышлял охотой, и Елеска с ним еще мальчиком прошел всю Колву.
Били они и рябчика, и белку, и куницу, и оленя, и медведя, – что попадет. Из дому уходили
недели на две, на три. Потом Елеска вырос, женился и зажил своим домом в Чалпане, а сам
по-прежнему промышлял охотой. Стала потихоньку у Елески подрастать своя семья – два
мальчика да девочка; славные ребятки росли и были бы отцу подмогой на старости лет. Но
Богу было угодно другое: в холерный год семья Елески вымерла… Случилось это горе
осенью, когда он ушел с артелью других охотников в горы за оленями. Ушел он семейным
человеком, а вернулся бобылем. Тогда половина народу в Чалпане вымерла: холера прошла
на Колву с Камы, куда уходили на сплавы чалпанские мужики. Они и занесли с собой
страшную болезнь, которая косила людей, как траву.

Долго горевал Елеска, но второй раз не женился: поздно было вторую семью заводить. Так он
и остался бобылем и пуще прежнего занялся охотой. В лесу было весело, да и привык уж
очень к такой жизни Елеска. Только и тут стряслась с ним великая беда. Обошел он
медвежью берлогу, хорошего зверя подглядел и уже вперед рассчитал, что в Чердыни за
медвежью шкуру получит все пять рублей. Не в первый раз выходил на зверя с рогатиной да
с ножом; но на этот раз сплоховал: поскользнулась у Елески одна нога, и медведь насел на
него. Рассвирепевший зверь обломал охотника насмерть, а лицо сдвинул ударом лапы на
сторону. Едва приполз Елеска из лесу домой, и здесь свой знахарь лечил его целых полгода;
остался жив, а только сделался уродом. Не мог далеко уходить в лес, как прежде, когда
ганивал сохатого на лыжах верст по семидесяти, не мог промышлять наравне с другими
охотниками, – одним словом, пришла беда неминучая.

В своей деревне делать Елеске было нечего, кормиться мирским подаянием не хотел, и
отправился он в город Чердынь, к знакомым купцам, которым раньше продавал свою
охотничью добычу. Может, место какое-нибудь обыщут Елеске богатые купцы. И нашли.

– Бывал на волоке с Колвы на Печору? – спрашивали его промышленники. – Там на реке
Студеной зимовье, – так вот тебе быть там сторожем… Вся работа только зимой: встретить
да проводить обозы, а там гуляй себе целый год. Харч мы тебе будем давать, и одежду, и
припас всякий для охоты – поблизости от зимовья промышлять можешь.

– Далеконько, ваше степенство… – замялся Елеска. – Во все стороны от зимовья верст на
сто жилья нет, а летом туда и не пройдешь.

– Уж это твое дело; выбирай из любых: дома голодать или на зимовье барином жить…

Подумал Елеска и согласился, а купцы высылали ему и харч и одежду только один год. Потом

Page 16/103