Page 25 - Аленушкины сказки

хорошее было время и как быстро оно промелькнуло! Постойко настолько познакомился, что
смело приходил в комнаты, валялся по коврам и вообще чувствовал себя как дома. Главное,
отличная была еда у господ: до того наешься, что даже дышать трудно. Но наступила осень,
и господа начали собираться в город. Маленький Боря непременно захотел взять Постойка с
собой, как его ни уговаривали оставить эту затею. Таким образом Постойко и попал в
большой город, где Боря скоро совсем забыл его. Приютился Постойко на дворе и жил
кое-как со дня на день. Помнила о нем только одна кухарка Андреевна, которая и кормила его
и ласкала, – они были из одной деревни. Впрочем, Постойко очень скоро привык к бойкой
городской жизни и любил показать свою деревенскую удаль на городских изнеженных
собаках.

– Что же, можно и в городе жить, – согласился Барбос. – Только я одного не понимаю: за что
такая честь этим моськам и болонкам? Даже обидно делается, когда на них смотришь… Ну,
для чего они? Вот охотничьи собаки или водолазы – те другое дело. Положим, они
важничают, но все-таки – настоящие собаки. А то какая-нибудь моська!.. тьфу!.. Даже и здесь
им честь: их и вешают не в очередь, а ждут лишнюю неделю – не возьмет ли кто-нибудь. И
находятся дураки – берут… Это просто несправедливо!.. Только бы мне выбраться отсюда, я
бы задал моськам.

Не успел Барбос излить своего негодования, как появился смотритель в сопровождении
горничной.

– Ваша собака сегодня пропала? – спрашивал смотритель.

– Да… Такая маленькая, беленькая… зовут Боби, – объяснила горничная.

– Я здесь, – запищала жалобно болонка.

– Ну, слава Богу, – обрадовалась горничная. – А то генеральша пообещала отказать мне от
места, если не разыщу собаки.

Она уплатила деньги, взяла болонку на руки и ушла.

– Вот видишь, – заметил сердито Барбос. – Всегда так: настоящую собаку не ценят, а дрянь
берегут и холят. III

Как ужасно долго тянулись дни для заключенных… Даже ночь не приносила покоя. Собаки
бредили во сне, лаяли и взвизгивали. Тревога начиналась вместе с дневным светом, который
заглядывал в щели сарая золотистыми лучами и колебавшимися жирными пятнами света.
Просыпались раньше других маленькие собачонки и начинали беспокойно прислушиваться к
малейшему шуму извне. К ним присоединялись охотничьи. Густой лай водолаза слышался
последним, точно кто колотил пудовой гирей по дну пустой бочки. Часто поднималась ложная
тревога.

– Идут, идут!..

Вой и визг усиливались, превращаясь в дикий концерт, а потом все смолкало разом, когда
никто не приходил.

Но вот слышались шаги… Все настораживалось. Собачий чуткий слух старался узнать
знакомую походку. Начинались взвизгивания. Когда дверь растворялась и в нее врывался
яркий дневной свет, все мгновенно стихало. У деревянных решеток виднелись собачьи
головы, жадными глазами искавшие хозяев. Вот идет смотритель со своей неизменной
трубочкой, за ним вышагивает верзила, ловивший собак арканом, – он же и вешал их. За
ними являлись посетители, разыскивавшие своих собак. Чей-то хозяин пришел!.. Кого
выпустят на волю?.. Водолаз чуть не разломал решетку, когда увидел своего хозяина. Как

Page 25/103