Page 15 - В дурном обществе

углы города стали мне известны до последних грязных закоулков, тогда я стал заглядываться
на видневшуюся вдали, на униатской горе, часовню. Сначала, как пугливый зверек, я
подходил к ней с разных сторон, всё не решаясь взобраться на гору, пользовавшуюся дурною
славой. Но по мере того как я знакомился с местностью, передо мною выступали только
тихие могилы и разрушенные кресты. Нигде не было видно признаков какого-либо жилья и
человеческого присутствия. Всё было как-то смиренно, тихо, заброшено, пусто. Только самая
часовня глядела, насупившись, пустыми окнами, точно думала какую-то грустную думу. Мне
захотелось осмотреть ее всю, заглянуть внутрь, чтобы убедиться окончательно, что и там нет
ничего, кроме пыли. Но так как одному было бы и страшно, и неудобно предпринимать
подобную экскурсию, то я навербовал на улицах города небольшой отряд из трех сорванцов,
привлеченных к предприятию обещанием булок и яблоков из нашего сада.

IV. Я приобретаю новое знакомство

Мы вышли в экскурсию после обеда и, подойдя к горе, стали подыматься по глинистым
обвалам, взрытым лопатами жителей и весенними потоками. Обвалы обнажали склоны горы,
и кое-где из глины виднелись высунувшиеся наружу белые, истлевшие кости. В одном месте
деревянный гроб выставлялся истлевшим углом, в другом — скалил зубы человеческий
череп, уставясь на нас черными впадинами глаз.

Наконец, помогая друг другу, мы торопливо взобрались на гору из последнего обрыва.
Солнце начинало склоняться к закату. Косые лучи мягко золотили зеленую мураву старого
кладбища, играли на покосившихся крестах, переливались в уцелевших окнах часовни. Было
тихо, веяло спокойствием и глубоким миром брошенного кладбища. Здесь уже мы не видели
ни черепов, ни голеней, ни гробов. Зеленая свежая трава ровным, слегка склонявшимся к
городу пологом любовно скрывала в своих объятиях ужас и безобразие смерти.

Мы были одни; только воробьи возились кругом да ласточки бесшумно влетали и вылетали в
окна старой часовни, которая стояла, грустно понурясь, среди поросших травою могил,
скромных крестов, полуразвалившихся каменных гробниц, на развалинах которых стлалась
густая зелень, пестрели разноцветные головки лютиков, кашки, фиалок.

— Нет никого, — сказал один из моих спутников.

— Солнце заходит, — заметил другой, глядя на солнце, которое не заходило еще, но стояло
над горою.

Дверь часовни была крепко заколочена, окна — высоко над землею; однако, при помощи
товарищей, я надеялся взобраться на них и взглянуть внутрь часовни.

— Не надо! — вскрикнул один из моих спутников, вдруг потерявший всю свою храбрость, и
схватил меня за руку.

— Пошел ко всем чертям, баба! — прикрикнул на него старший из нашей маленькой армии, с
готовностью подставляя спину.

Я храбро взобрался на нее; потом он выпрямился, и я стал ногами на его плечи. В таком
положении я без труда достал рукой раму и, убедясь в ее крепости, поднялся к окну и сел на
него.

— Ну, что же там? — спрашивали меня снизу с живым интересом.

Я молчал. Перегнувшись через косяк, я заглянул внутрь часовни, и оттуда на меня пахнуло

Page 15/41