Page 25 - Дубровский

охоте, Марья Кириловна за неограниченное усердие и робкую внимательность, Саша – за
снисходительность к его шалостям, домашние за доброту и за щедрость повидимому
несовместную с его состоянием. Сам он, казалось, привязан был ко всему семейству и почитал
уже себя членом оного.
Прошло около месяца от его вступления в звание учительское до достопамятного
празднества, и никто не подозревал, что в скромном молодом французе таился грозный
разбойник – коего имя наводило ужас на всех окрестных владельцев. Во все это время
Дубровский не отлучался из Покровского, но слух о разбоях его не утихал благодаря
изобретательному воображению сельских жителей, но могло статься и то, что шайка его
продолжала свои действия и в отсутствии начальника.
Ночуя в одной комнате с человеком, коего мог он почесть личным своим врагом и одним
из главных виновников его бедствия, – Дубровский не мог удержаться от искушения. Он знал
о существовании сумки, и решился ею завладеть. Мы видели, как изумил он бедного Антона
Пафнутьича неожиданным своим превращением из учителей в разбойники.
В 9 часов утра гости, ночевавшие в Покровском, собралися один за другим в гостиной,
где кипел уже самовар, перед которым в утреннем платье сидела Марья Кириловна, – а
Кирила Петрович в байковом сертуке и в туфлях выпивал свою широкую чашку, похожую на
полоскательную. Последним появился Антон Пафнутьич; он был так бледен и казался так
расстроен, что вид его всех поразил, и что Кирила Петрович осведомился о его здоровии.
Спицын отвечал безо всякого смысла и с ужасом поглядывал на учителя, который тут же
сидел, как ни в чем не бывало. Через несколько минут слуга вошел и объявил Спицыну, что
коляска его готова – Антон Пафнутьич спешил откланяться и не смотря на увещания хозяина
вышел поспешно из комнаты и тотчас уехал. Не понимали, что с ним сделалось, и Кирила
Петрович решил, что он объелся. После чаю и прощального завтрака прочие гости начали
разъезжаться, вскоре Покровское опустело, и все вошло в обыкновенный порядок.

ГЛАВА XII.

Прошло несколько дней, и не случилось ничего достопримечательного. Жизнь
обитателей Покровского была однообразна. Кирила Петрович ежедневно выезжал на охоту;
чтение, прогулки и музыкальные уроки занимали Марью Кириловну – особенно музыкальные
уроки. Она начинала понимать собственное сердце и признавалась, с невольной досадою, что
оно не было равнодушно к достоинствам молодого француза. Он с своей стороны не выходил
из пределов почтения и строгой пристойности, и тем успокоивал ее гордость и боязливые
сомнения. Она с большей и большей доверчивостью предавалась увлекательной привычке.
Она скучала без Дефоржа, в его присутствии поминутно занималась им, обо всем хотела знать
его мнение и всегда с ним соглашалась. Может быть, она не была еще влюблена, но при
первом случайном препятствии или незапном гонении судьбы пламя страсти должно было
вспыхнуть в ее сердце.
Однажды, пришед в залу, где ожидал ее учитель, Марья Кириловна с изумлением
заметила смущение на бледном его лице. Она открыла форте-пьяно, пропела несколько нот,
но Дубровский под предлогом головной боли извинился, перервал урок и, закрывая ноты,
подал ей украдкою записку. Марья Кириловна, не успев одуматься, приняла ее и раскаялась в
ту же минуту, но Дубровского не было уже в зале. Марья Кириловна пошла в свою комнату,
развернула записку и прочла следующее:
«Будьте сегодня в 7 часов в беседке у ручья – Мне необходимо с вами говорить».
Любопытство ее было сильно возбуждено. Она давно ожидала признания, желая и
опасаясь его. Ей приятно было бы услышать подтверждение того, о чем она догадывалась, но
она чувствовала, что ей было бы неприлично слышать такое объяснение от человека, который
по состоянию своему не мог надеиться когда-нибудь получить ее руку. Она решилась идти на
свидание, но колебалась в одном: каким образом примет она признание учителя, с
аристократическим ли негодованием, с увещаниями ли дружбы, с веселыми шутками, или с