Page 8 - Дубровский

Однажды вечером, когда несколько офицеров сидели у него, развалившись по диванам и
куря из его янтарей, Гриша, его камердинер, подал ему письмо, коего надпись и печать тотчас
поразили молодого человека. Он поспешно его распечатал и прочел следующее:
Государь ты наш, Владимир Андреевич, – я, твоя старая нянька, решилась тебе
доложить о здоровьи папенькином! Он очень плох, иногда заговаривается, и весь день сидит
как дитя глупое – а в животе и смерти бог волен. Приезжай ты к нам, соколик мой ясный мы
тебе и лошадей вышлем на Песочное. Слышно, земский суд к нам едет отдать нас под начал
Кирилу Петровичу Троекурову – потому что мы-дскать ихние, а мы искони Ваши, – и отроду
того не слыхивали.
Ты бы мог живя в Петербурге доложить о том царю-батюшке, а он бы не дал нас в
обиду. – Остаюсь твоя верная раба, нянька
Орина Егоровна Бузырева.
Посылаю мое материнское благословение Грише, хорошо ли он тебе служит?
У нас дожди идут вот ужо друга неделя и пастух Родя помер около Миколина дня.
Владимир Дубровский несколько раз сряду перечитал сии довольно бестолковые строки
с необыкновенным волнением. Он лишился матери с малолетства и, почти не зная отца своего,
был привезен в Петербург на 8-м году своего возраста – со всем тем он романически был к
нему привязан, и тем .более любил семейственную жизнь, чем менее успел насладиться ее
тихими радостями.
Мысль потерять отца своего тягостно терзала его сердце, а положение бедного больного,
которое угадывал он из письма своей няни, ужасало его. Он воображал отца, оставленного в
глухой деревне, на руках глупой старухи и дворни, угрожаемого каким-то бедствием и
угасающего без помощи в мучениях телесных и душевных. Владимир упрекал себя в
преступном небрежении. Долго не получал он от отца писем ? и не подумал о нем
осведомиться, полагая его в разъездах или хозяйственных заботах.
Он решился к нему ехать и даже выдти в отставку, если болезненное состояние отца
потребует его присутствия. Товарищи, заметя его беспокойство, ушли. Владимир, оставшись
один, написал просьбу об отпуске – закурил трубку и погрузился в глубокие размышления.
Тот же день стал он хлопотать об отпуске и через 3 дня был уж на большой дороге.
Владимир Андреевич приближался к той станции, с которой должен он был своротить на
Кистеневку. Сердце его исполнено было печальных предчувствий, он боялся уже не застать
отца в живых, он воображал грустный образ жизни, ожидающий его в деревне, глушь,
безлюдие, бедность и хлопоты по делам, в коих он не знал никакого толку. Приехав на
станцию, он вошел к смотрителю и спросил вольных лошадей. Смотритель осведомился куда
надобно было ему ехать, и объявил, что лошади, присланные из Кистеневки, ожидали его уже
четвертые сутки. Вскоре явился к Владимиру Андреевичу старый кучер Антон, некогда
водивший его по конюшне, и смотревший за его маленькой лошадкою. Антон прослезился,
увидя его, поклонился ему до земи, сказал ему, что старый его барин еще жив, и побежал
запрягать лошадей. Владимир Андреевич отказался от предлагаемого завтрака и спешил
отправиться. Антон повез его проселочными дорогами – и между ими завязался разговор.
– Скажи, пожалуйста, Антон, какое дело у отца моего с Троекуровым?
– А бог их ведает, батюшка Владимир Андреевич… Барин, слышь, не поладил с
Кирилом Петровичем, а тот и подал в суд – хотя по часту он сам себе судия. Не наше холопье
дело разбирать барские воли, а ей-богу, напрасно батюшка ваш пошел на Кирила Петровича,
плетью обуха не перешибешь.
– Так видно этот Кирила Петрович у вас делает что хочет?
– И вестимо, барин – заседателя, слышь, он и в грош не ставит, исправник у него на
посылках. Господа съезжаются к нему на поклон, и то сказать, было бы корыто, а свиньи-то
будут.
– Правда ли, что отымает он у нас имение?
– Ох, барин, слышали так и мы. На днях покровский пономарь сказал на крестинах у
нашего старосты: полно вам гулять; вот ужо приберет вас к рукам Кирила Петрович. Микита