Page 10 - Дубровский

Несколько дней спустя после своего приезда молодой Дубровский хотел заняться
делами, но отец его был не в состоянии дать ему нужные объяснения – у Андрея Гавриловича
не было поверенного. Разбирая его бумаги, нашел он только первое письмо заседателя и
черновой ответ на оное – из того не мог он получить ясное понятие о тяжбе, и решился
ожидать последствий, надеясь на правоту самого дела.
Между тем здоровье Андрея Гавриловича час от часу становилось хуже. Владимир
предвидел его скорое разрушение и не отходил от старика, впадшего в совершенное детство.
Между тем положеный срок прошел, и апеллация не была подана. Кистеневка
принадлежала Троекурову. Шабашкин явился к нему с поклонами и поздравлениями и
просьбою назначить, когда угодно будет его высокопревосходительству вступить во владение
новоприобретенным имением – самому или кому изволит он дать на то доверенность. Кирила
Петрович смутился. От природы не был он корыстолюбив, желание мести завлекло его
слишком далеко, совесть его роптала. Он знал, в каком состоянии находился его противник,
старый товарищ его молодости – и победа не радовала его сердце. Он грозно взглянул на
Шабашкина, ища к чему привязаться, чтоб его выбранить, но не нашед достаточного к тому
предлога, сказал ему сердито: – Пошел вон, не до тебя.
Шабашкин, видя, что он не в духе, поклонился и спешил удалиться. А Кирила Петрович,
оставшись наедине, стал расхаживать взад и вперед, насвистывая: Гром победы раздавайся,
что всегда означало в нем необыкновенное волнение мыслей.
Наконец он велел запрячь себе беговые дрожки, оделся потеплее (это было уже в конце
сентября) и, сам правя, выехал со двора.
Вскоре завидел он домик Андрея Гавриловича, и противуположные чувства наполнили
душу его. Удовлетворенное мщение и властолюбие заглушали до некоторой степени чувства
более благородные, но последние наконец восторжествовали. Он решился помириться с
старым своим соседом, уничтожить и следы ссоры, возвратив ему его достояние. Облегчив
душу сим благим намерением, Кирила Петрович пустился рысью к усадьбе своего соседа – и
въехал прямо на двор.
В это время больной сидел в спальней у окна. Он узнал Кирила Петровича, и ужасное
смятение изобразилось на лице его – багровый румянец заступил место обыкновенной
бледности, глаза засверкали, он произносил невнятные звуки. Сын его, сидевший тут же за
хозяйственными книгами, поднял голову и поражен был его состоянием. Больной указывал
пальцем на двор с видом ужаса и гнева. Он торопливо подбирал полы своего халата, собираясь
встать с кресел, приподнялся и вдруг упал. Сын бросился к нему, старик лежал без чувств и
без дыхания – паралич его ударил.
– Скорей, скорей в город за лекарем! – кричал Владимир.
– Кирила Петрович спрашивает вас, – сказал вошедший слуга. Владимир бросил на него
ужасный взгляд.
– Скажи Кирилу Петровичу, чтоб он скорее убирался, пока я не велел его выгнать со
двора – пошел.
Слуга радостно побежал исполнить приказание своего барина; Егоровна всплеснула
руками. – Батюшка ты наш, – сказала она пискливым голосом, – погубишь ты свою
головушку! Кирила Петрович съест нас.
– Молчи, няня, – сказал с сердцем Владимир, – сейчас пошли Антона в город за
лекарем.
Егоровна вышла.
В передней никого не было – все люди сбежались на двор смотреть на Кирила
Петровича. Она вышла на крыльцо – и услышала ответ слуги, доносящего от имени молодого
барина. Кирила Петрович выслушал его сидя на дрожках. Лицо его стало мрачнее ночи, он с
презрением улыбнулся, грозно взглянул на дворню и поехал шагом около двора. Он взглянул
и в окошко, где за минуту перед сим сидел Андрей Гаврилович, но где уж его не было. Няня
стояла крыльце, забыв о приказании барина. Дворня с шумом толковала о сем происшедствии.