Page 110 - Евпатий Коловрат

крыльями и орлиной головой. И на их игры смотрела, улыбаясь, женщина, прядущая под
деревом пряжу.

Воевода, не смея вдохнуть, протянул руку.

Рука наткнулась на прозрачную твердыню. Словно стена чистейшего горного хрусталя
заслоняла Сад от заснеженного Берега.

Но женщина что-то почувствовала. Завертела головой, как будто ища.

Увидела.

Встала, не заметив упавшей в цветы прялки.

Подошла.

Воевода хотел что-то сказать, но гортань свело. Получалось только улыбаться. Кривой,
дрожащей улыбкой.

«Ты… это ты, — сказали её губы. — Где ты? Что с тобой?»

Слова лишь угадывались по губам. Ни звука из Сада не доносилось на морозное побережье
чёрной реки.

— Всё хорошо… — проговорил он, надеясь, что и она сможет прочесть его слова, как он её.
— Всё хорошо, лада моя…

Он протянул руку, прижал её к холодной прозрачной тверди. И увидел, как с той стороны
прижалась её ладонь. Ладонь руки, которая когда-то давно, в страшном сне, злом
наваждении, привиделась ему одиноко мёрзнущей на каменных, залитых кровью плитах
собора.

Скулы обожгло кипучей влагой.

«Любый мой! Где ты?! Я найду тебя, слышишь!» — кричали её губы там, в далеком Саду. И
двое мальчишек, оставив дивного зверя, подбежали и встали за её спиной.

— Всё хорошо! — закричал он уже в голос. — Всё хорошо, я люблю тебя!

Серое небо и белая земля сходились, сжимая, затягивая пятачок света, пробившегося на
берег вечной зимы. Так иней затягивает продышанный на заледеневшем стекле «глазок».

«Люблю! Найду тебя!» — шевельнулись её губы перед тем, как скрыться, растаять.

Пальцы его руки провалились в пустоту.

Он повернулся. Опустился на одно колено у лежавшего на снегу подола косматой шубы.

— Прибить бы тебя, неверу, — безразлично сказал Хозяин, глядя в сторону. — Стариковское
слово ни во что держит… оно, ясно, порты в снегу марать легче, они не свои… На конь,
телепень.

Ноги привычно вставали в стремена. Расправились чёрные крылья, оттолкнулись от снега
копыта, клыкасто заржали чёрные жеребцы. Белый берег рухнул вниз и поплыл назад где-то
внизу, и перевозчик в лодке, сорвав какой-то чешуёй обшитую шапку, низко поклонился
летящей в глубь бескрайнего Леса дружине… * * *

Говорят, в непогожие ночи можно увидеть в иных местах Рязанской или Суздальской земли

Page 110/125