Page 15 - Евпатий Коловрат

— Рад, брате Еупатий, что не даёшь ты воли гневу, христианина недостойному, мне,
грешнику, в пример и в науку, — тихо проговорил красавец боярин. — Прими в благодарность
совет мой. Сам видишь, нечего здесь уже защищать и некого. Знаю, думаешь мстить за град
свой — но по силам ли тебе это? Воинов твоих и две сотни не будет. И их, и себя погубишь.
Кого этим воскресишь? Кого порадуешь, кроме Диавола, ликующего на погибель
христианскую? Мой же Государь, великий князь Михаил Всеволодович, только рад будет и
тебе, и дружине твоей. И княгиня Феврония без милости его не останется. За тех же
одноземельцев ваших, что без исповеди, покаяния и причастия Святых Тайн смерть
мученическую приняли, всем Черниговом будем Бога молить…

Седая княгиня только подняла голову от костра, поглядела на боярина пустыми глазами и
снова опустила их к огню. Помолчал и воевода, не отрывая глаз от багряных угольев.

— Благодарю за честь, боярин, — наконец заговорил он. — Только некуда и незачем мне
ехать. Здесь мой Государь погибал, пока я у твоего за гостевым столом сидел. Здесь сыновья
мои полегли, раньше меня на битву поспевши. Здесь… здесь жена моя, коей я перед алтарём
защитою и опорой быть клялся, защиты моей ждала, да не дождалась. Вся жизнь моя с моим
городом на дым сошла, в Оку кровью вытекла. Ты мертвеца к государю своему в дружину
зовёшь.

— Побойся Бога, Еупатий! — боярин осенил себя крёстным знамением. — Грех себя до
смерти хоронить.

— Чего мне теперь бояться? — воевода не усмехался. — У меня нынче одно дело — до
могилы быстрей добраться да побольше гостей незваных с собой утащить. А дружину я не
держу. Кому не охота за мертвецом в могилу идти — зови к себе.

Феодор хотел вновь что-то сказать, но его опередили.

— За что срамишь, воевода? — голос гридня звенел от сжатого стальной самострельной
пружиною гнева. — Или бросали тебя когда? Или не наш город сожгли, не нашу родню
погубили? Коли гости, вместо блинов с пирогами на бой угодивши, домой собрались —
скатертью дорожка. Мы тебе, воевода, присягали. За тобою хоть в могилу, хоть в само пекло.

Последние слова потонули в лязге — разгневанные черниговцы поднимались, кольчужные
рукавицы вновь ложились на рукояти мечей.

— Стойте! — повысил голос Феодор. — Сидите, где сидели!

Его гридни, ворча сквозь зубы, вновь опустились на застеленную чепраками лаву.

Напряжённую тишину нарушил голос княгини:

— Воевода, я допрежь от тебя пустых слов не слыхала. Коли не побрезгуешь после мудрого
боярина лесную дурищу послушать — знаю я Силу, что тебе пособит.

Воевода молча повернул к ней голову. Седая княгиня по-прежнему глядела в огонь, но голос
её будто оживал, оттаивал:

— Небось думаешь, совсем дурища одичала, себе не помогла, а мне подмогу сулит? Не о
моей Силе речь, воевода. Моя не то ушла, не то накрепко от меня затворилась. Место тут
есть, недалече… — Она зыркнула сквозь дым на черниговцев, усмехнулась углом мёртвого
рта, так что послышалось — льдинки с хрустом и шелестом осыпаются с губ.

— Древнее место. Сильное. Ведомо мне, как то место разбудить. Если где нам с тобой,
воевода, и помогут — то там. Только торопиться надо. Который нынче день? — вдруг резко
спросила она, и воевода подивился — в пустых глазах что-то зажглось, засветилось

Page 15/125