Page 12 - Евпатий Коловрат

— Казни, матушка-княгиня! — повалилась в ноги старуха-нянька. — Не успели мы! Не успели
— переняли дорогу. Тьма их, поганых, и всё на купола золотые, что мухи на мёд!

— Алёнка… — бормотала княгиня. — Алёнушка моя…

— Мама, а где Коська? Опять убезал, да? Он нехолосый…

Сердца у госпожи и у холопки оборвались разом. Совсем рядом заржала лошадь, грянули в
намост копыта, заперхал нерусский клич:

— Кху-кху-кхуууу!!!

Они глянули друг на друга — и холопка толкнула госпожу к поленнице:

— Княгинюшка, лезь туда — эвон под дровами место есть…

— А ты?! — уже почти из-под поленницы.

Старуха глянула шальным глазом, оскалила щербатые пеньки:

— А я уведу! Сзаду-то, чай, и сойду за молодуху! Подурю уж головы-то напоследок — хоша и
поганые, а всё мужики! Не те мои года — в мужиках копаться! — Она бросилась прочь. А ещё
через мгновение переулок затопило потоком конских неподкованных ног и сапог в стременах.

Сколько они лежали под поленницей? Час? Два? День? Время она не считала с того самого
мига, как заполыхал Нижний город и пришлось в спешке закрывать ворота Среднего, на
которые уже летела пена с мохнатых морд неподкованных лошадок.

Со сбруи одного из всадников что-то слетело и, прыгая килой-мячиком, подкатилось к их
убежищу. Подкатилось и уставилось уцелевшим глазом, щерясь мёртвой улыбкой.

Какое-то мгновение Алёнка смотрела на отрубленную голову широкими белыми глазами.

Потом… руки княгини схватили пустоту. Меховой колобок вылетел из-под поленницы и с
заполошным визгом заметался под ногами у коней.

Княгиня выскочила вслед. Лишь для того, чтоб увидеть, как смуглая ладонь сгребла меховой
колобок за шиворот и подкинула высоко в воздух…

С неё сорвали сороку с украшениями, кунью шубку, ожерелье и летник. Отхватили ножом
расшитые серебром и жемчугом косники. Её повалили на плахи мостовой, смуглые,
волосатые короткопалые руки с треском рвали сорочку, кто-то жадно пыхтел и сопел на ней,
наваливаясь, обдавая вонью нечистого тела. А перед её остановившимся взглядом вставало
одно и то же…

Синее небо. Кувыркающийся в небе меховой колобок, с выбившейся из-под воротника
косичкой. И отблеск белого зимнего солнца на острие копья…

Старый Телсерг поддёрнул штаны и потуже затянул кушак. Ой-вой, как-кая баабаа…
большая, белая… в степи таких нет. Хорошо бы в обоз отправить. Да что проку… Телсерг у
неё сегодня десятый. Всё равно сдохнет, только дольше промучается. Ни к чему доставлять
бессмысленные страдания живому, Боги не любят. Телсерг считал себя милосердным и имел
на то полное право. Он никогда никого не мучил и не пытал без приказа начальника.
Собственно, и убийство не приносило ему большого удовольствия — работа грязная, но
нужная. Когда сотник приказал ему удавить оплошавшего в бою побратима, Телсерг сделал
дело чисто и быстро — не стыдно вспомнить. Он никогда не оставлял, наконец, на потеху
стервятникам тяжело раненных врагов и изнасилованных женщин. Не оставляй подранков —

Page 12/125