Page 25 - Евпатий Коловрат

это всё… что тут было — чуял он. Чуял, как их тут убивали. Впрочем, может, и к лучшему
оно…

И, отвечая на взгляд воеводы, добавила тихо:

— Жив он, и в памяти. Худо было б, коли заснул. Плохой бы из него вышел проводник.

Камень обрыли где-то к полудню. Размером он вышел не с матёрого медведя — с
медвежьего подростка-пестуна, свернувшегося в клубок и прикрывшего морду лапой.

Там, где быть лапе, отпечатался в камне глубокий медвежий след с когтями.

Вагами подцепили Медведь-камень, подняли над ямою. На катки из обугленных брёвен
повалили и покатили до дверей, относя с пути мёртвые тела. И последними сам воевода
отодвинул от выбитых дверей двух сынов своих. На руках отнёс в сторону, стараясь не
глядеть в осунувшиеся, посиневшие лица.

Обгорелые бока катков оставляли на серой шкуре Медведь-камня черные полосы.

— А говорили, неподъёмен, — выдохнул с облаком пара, упираясь ладонями в шершавую
каменную шкуру, кудлатый гридень Вавило. — А он вон как ладно идёт…

— Не сглазь, — откликнулся с другого боку синего камня Демьян-Догада. Чурыня Ходынич
только хмыкнул, а княгиня… Воеводе померещилась на её губах улыбка. Словно тень-навка,
которую только краем глаза и увидишь, а глянь в упор — и нету ее…

У соборных дверей вновь поддели вагами серые бока Медведь-камня, перевалили с катков
на заскрипевшие под тяжестью дровни. Ладно ли, не ладно шёл камень — а упарились всё.
Памятуя отцовы рассказы, хотел запрячь четверых коней — княгиня отмолвила: «Двух
достанет, воевода».

Двинулись.

Не было уже времени передвигать с дороги мёртвые тела, и только скулы сводило от хруста
мёрзлой плоти под тяжёлыми полозьями.

Воевода не просил прощения — он сам себя не прощал. Не прощения мёртвых ждала душа
— мести за них.

Не должны ходить по земле сделавшие это с его городом. С его землёй.

Когда выехали за стены, воевода остановился. Хотелось соскочить с коня. Хотелось сдёрнуть
прилбицу, поклониться обугленному, засыпанному телами холму, сказать, ждите, мол.
Воевода не стал. Он один раз уже уходил за подмогой. Мёртвым не нужны пустые обещания.
А если всё удастся… если удастся — мёртвые узнают об этом.

Взяли на восход, по старой дороге на Исады — злосчастный городок, что залил братней
кровью князь Глеб. Пусты и мертвы ныне были Исады — те же пепелища, те же тела, хоть и
было тел тех не в пример меньше, чем в родном городе. Здесь больше брали пленных —
чтоб гнать их потом на стены города Государя, впереди идущей на приступ орды.

Летом до Пертова угора добирались вдоль правого, полуденного рукава двоившейся у Исады
Оки, правым берегом. Так ехал молодой князь Владимир Глебович, тем же путём и
возвращался с пленным ведьмаком и синим камнем. Нынче же не было нужды повторять его
путь, проезжать Тимошкину весь и озеро, нынче называвшееся Пертовым, — озеро, с тех пор,

Page 25/125