Page 27 - Евпатий Коловрат

ждал найти кого в избёнке, но всё же постучал в притолоку перед тем, как взяться за ручку
двери. Так даже в своём доме делают — чтоб не смутить, не прогневать внезапным явлением
запечного хозяина, буде тот вздумает по пустой горнице прогуляться.

Паче чаяния, на стук отозвались.

— Коли добрый человек, заходи… — отозвался из избы скрипучий дряхлый голос, и впрямь
под стать кутному божку. Воевода, помедлив, толкнул дверь. Вошёл, нарочито неторопливо,
стащил с головы прилбицу, поклонился красному углу… а потянувшееся было ко лбу
двуперстие оборвал, сжал в кулак.

Хватит. Что решено, то решено.

Там, на полке, теплилась глиняная лампадка. Стоял невеликий каменный резной образок, а с
ним рядом, заставляя вспомнить недавний гнев черниговского боярина, — деревянные
кумиры с ладонь величиной.

— Свои вроде… — донеслось с полатей. — А говорили, от степи сила идёт…

— Идёт, — отозвался воевода, оббивая сапог об сапог на плетёном половике. — Только мимо
вас. Окой наверх ушла. А ты кто таков будешь, чего здесь сидишь?

— Я-то? Я, боярин, здешнему старосте отцом прихожусь.

На полатях помолчали, раздумывая, называться ли незваным гостям. Да и решились:

— Скорутой люди кличут.

— Что ж староста, — подала голос из-за плеча воеводы княгиня, — отца родного в избе
оставил?

— А кто ж его, непуту, слушал… — прокряхтел старостин отец, слезая с полатей. —
Оставил… Сам я остался. Много и без меня в лесу заботы станет, ещё хрыча на себе
таскать. Пытать же меня про укрывища лесные толку нет. Помру раньше — старому много ль
надо…

Подошёл, глянул из седых зарослей, щуря набрякшие веки.

— Ох ты ж, Макоше-мати… — пробормотал он. — Да никак знаю я тебя, боя… Охти…

— Молчи, старик. — Воевода даже вздрогнул — так нежданно вернулась в голос княгини
ледяная тоска.

— Так как же, матушка… ты ж тогда моего огольца… меньшую сношку выходила… уж всё
повитухи отреклись… Благо добрым людям, подсказали… Только вот как звать… не серчай
на старого дурака…

— К лучшему, Скорута, к лучшему… старое имя я отдала. Променяла. На новое. Да так
променяла, что теперь и новое слышать не хочу.

Старик взлохматил седые волосы, потеребил льняной подол, так ничего и не надумал.

— А город-то что?

— Нет города, Скорута, — словно со стороны услышал свой голос. — Я по слову Государеву
за подмогой ездил. А вернулся — помогать некому. Дозволишь ли переночевать?

— Отчего же… Как это — нет?

Page 27/125