Page 56 - Евпатий Коловрат

— Может, волки? — Волков, что водятся в этих лесах, Эбуген уже несколько раз видел — и
ничто из увиденного не побуждало его свести более близкое знакомство. Огромные, почти
белые твари с годовалого телка величиною могли бы есть щуплых рыжеватых волков родных
для Эбугена краев на завтрак, обед и ужин. Но видит Эрлиг и все его твари — стараниями
Джихангира и его воинства в этих местах появилось достаточно еды для волков, чего им
делать тут?

— Навряд ли, господин десятник. Прислушайтесь.

Из леса доносился какой-то гудящий монотонный звук, словно играли на варгане размером с
белую юрту Джихангира. На вой не походило, даже здешних волков — слышать их Эбуген
уже тоже слышал. Однако мало ли кто ещё водится в здешних чащах… Он только хотел
сказать об этом хорезмийцу, когда разобрал в лесном гудении

слова :

— ГОЙ ЕСИ ВЕЛЕСЕ ВЕЛЕСЕ ЕСИ ГОЙ ГОЙ ЕСИ ВЕЛЕСЕ ВЕЛЕСЕ ЕСИ ГОЙ…

— Что это?!

— Да милует Милостивый, Справедливый меня от того, чтобы знать это! — прошептал Хаким,
поднимая ладони. Настолько испуганным он не выглядел даже вчера. — Одно скажу,
господин десятник, что здесь какое-то чародейство…

В этот миг таинственное гудение перекрыли совсем уж истошные вопли стада и не менее
испуганные крики цэрегов, на которых, опустив рога, устремились бурёнки и быки
Никольского. Едва не затоптанные, люди Эбугена подались к лесу, открывая дорогу стаду —
и то устремилось по ней, вдоль реки, прочь от них. Эбуген взвыл в голос, перекрыв и вопли
цэрегов, и рёв удаляющегося стада. Резное дерево коновязи почти ощутимо врезалось ему
под лопатки.

— Коня мне! Арканы, готовьте арканы! Догнать! — судорожно выкрикивал он.

— Господин десятник… — Пальцы правой руки Хакима впились ему в плечо, а левая рука
указывала на опушку леса, где толпились испуганные и растерянные цэреги.

Из лесной тени медленно вышел человек. Был он даже для этого края здоровяков высок, да и
шириной нимало не уступал покойному Ибрагиму. И его облик был Эбугену подозрительно
знаком. Он видел его не далее как два дня назад, вот в этой рубахе, вот в этом кожаном
переднике, даже с этой жердью в руках. Беда была в том, что, когда они расстались, человек
этот лежал у забора своего дома — кузницы, как с немалой досадой вызнал у пленных
Эбуген через покойного Сатмаза. Ведь кузнец — завидный пленник… но здешним ковалям
этого не объяснишь. Эбуген не первый и не последний вот так упустивший кузнеца, сотники
уже даже наказывать за это перестали.

Лежал с шестью дырами от стрел в широкой груди. И цэреги, вытаскивавшие из тела стрелы,
вряд ли оставили бы в живых недобитка.

Тогда он убил коня под Мунгхагом, а сам Мунгхаг уцелел лишь по непонятной склонности
судьбы к дуракам. Впрочем, и склонность эта оказалась не бесконечна. Именно Мунгхаг
вновь оказался к невесть как выжившему кузнецу ближе всех. Жердь взлетела вверх и
рухнула вниз так быстро, что Мунгхаг даже крикнуть не успел. Закричал его конь, которому
страшным ударом, похоже, перебило хребет.

Да как он выжил тогда? Израненный, в пустом горящем селении…

И тут у Эбугена встала дыбом шерсть на спине.

Page 56/125