Page 57 - Евпатий Коловрат

Он не выжил.

От бородатого лица не шёл парок.

Кузнец был мёртв.

Стоявший рядом с Мунгхагом цэрег взмахнул саблей. Обрубки рук, сжимавшие жердь, упали
в снег рядом с останками Мунгхага и бьющимся конём, а сам мертвец, не удостоив культи
взглядом, прыгнул и ударом широкой груди вышиб цэрега из седла.

Прыжок словно стал сигналом.

Они повалили из-под еловых лап толпой. Ни крика, ни вздоха — только хруст снега под
ногами. Мужчины, женщины, дети — те, кого он оставил коченеть на берегу. Одного цэрега
стянули с коня, и он исчез в мельтешении тел. Вопли его вскоре прервались. Другому повезло
больше: он ударом топора снёс голову мертвецу — и тело немедленно рухнуло в снег.

Так вот оно что… ну правильно, разве не говорится во всех рассказах о вставших мертвецах,
что самый верный способ упокоения — обезглавить их?! То-то не видно ни жреца в чёрном,
ни того рыжего мужика, которому Хаким снёс голову в селе. Эбуген схватился за лук.

Удар стрелы из монгольского лука с небольшого расстояния разносит головы так же верно,
как удар секиры или палицы. Голова полной ширококостной женщины разорвалась — словно
кувшин, набитый мороженой требухой, по которому сдуру тяпнули палкой. Безголовое тело
тут же повалилось ничком.

— В головы! — завизжал он — от его десятка оставалось в живых только трое и он с
Хакимом. — Бейте им в головы!

Рядом рявкнул лук Хакима. Голова подростка, запрыгнувшего сзади на лошадь цэрега и
вгрызшегося тому в глотку, разлетелась не хуже первой. Впрочем, толку от этого не было —
мальчишка успел прокусить вену, и монгол лишь несколько мгновений качался в седле,
тщетно стараясь пережать чёрный в свете вышедшей из-за леса луны ручей, прежде чем
свалился в толпу мертвецов.

Эбуген ещё раз спустил тетиву. Ещё…

— Десятник!!! — на сей раз хорезмиец растерял не только всё словесные украшения, но и
забыл слово «господин».

Эбуген сшиб ещё одного мертвяка — «Надо уходить! Трое против полусотни — плохой
расклад, даже когда бьёшься с живыми!» — и повернулся.

На них неторопливой рысью надвигался великан на рослом коне. Ни шлема, ни кольчуги на
нём не было — только штаны и плащ, реющий за спиною, будто чёрные крылья. Был он
бледен, как лунный свет на снегу, а на голой груди чернел хас тэмдэг — развёрнутый так, как
чертят его чёрные шаманы, покумившиеся с Эрлигом. В правой руке блестел длинный
прямой меч.

Так вот он, колдун, поднявший мертвецов! Что ж ты сам полез в драку, урусутский атаатай
боо?! Не зря Ясса гласит — не должно полководцу самому участвовать в сражении. Вот и
поплатишься сейчас…

Две стрелы ударили в грудь рослому воину. Эбиген подавился радостным криком — всадник,
лишь пошатнувшись в седле от удара и не меняя выражения лица, вырвал стрелы из груди.
Вырвал и поскакал дальше. К ним.

Page 57/125