Page 67 - Евпатий Коловрат
P. 67

Бурундай пишет нам, что это — рука того самого десятника. А если Непобедимый сравнит
       рану от укуса на этой руке и зубы мёртвой головы, то обнаружит, что именно эти зубы и
       грызли живую руку.

       Младшие ханы вытянули шеи — не исключая и Хархасуна, в котором любопытство победило
       брезгливость и трусость. Непобедимый поднёс к глазу отрубленную руку, рассматривая место
       укуса. Посмотрел на ощеренные зубы мёртвой головы. Да, очень похоже на то. Десятник
       пытался заслонить от мёртвых зубов горло, а когда мертвец вгрызся в подставленную руку,
       обезглавил его. Щенок Бурундай переплюнул старого Пса, нашёл очень веские
       доказательства правдивости рассказов уцелевших. Плохо, что это правда. Хорошо, что они
       теперь точно знают об этом.

       — Бурундай также пишет нам, — продолжал фарфоровый идол, когда-то бывший его
       названым сыном, — что хотел отправить нам десятника целиком, но побоялся, что на живом
       человеке за время пути рана от укуса заживёт, а словам мы можем и не поверить.

       И Повелитель добавил, явно наслаждаясь:

       — Бурундай пишет нам, что отдал приказ о погребении десятника с почестями,
       полагающимися сотнику…

       Непобедимый скрипнул зубами. Умный, какой же умный мальчик Бурундай. Далеко пойдёт,
       очень далеко… если только кто-нибудь не свернёт ему его умную голову. Например, один
       старый одноглазый Пёс с сухой лапой.

       — Если одни мертвецы воюют, Повелитель, не стоит удивляться, когда другие получают
       воинские звания, — отозвался он равнодушно. Хорезмиец у ног Гуюка сделал удивлённые
       глаза, а потом вытащил калам из одного рукава и свиток из другого и начал что-то торопливо
       записывать. Да уж не вздумал ли он вставить слова Непобедимого в свои стишки? При чём
       тут война и мёртвые — ведь стихи пишут про птичек, цветы и прочую чушь? Ну или про лицо
       владыки, рядом с которым солнце скорбно заворачивается в облака, стыдясь своего
       несовершенства, — кажется, один из стихоплётов Гуюка выдал нечто подобное.

       — Новые звания получают не только мёртвые, — улыбнулся одними глазами нарисованный
       лик. — Предводителю десятки, доставившей нам послание Бурундая, тоже обещана сотня, а
       его воинам — щедрая награда, разумеется, в том случае, если они сумеют добраться до нас
       и вернуться обратно. Бурундай пишет нам, что неоднократно отправлял тебе послов, но всё
       они, полагаем, бесследно исчезли?

       В слове «полагаем» вдруг прозвучало столько холода, будто стены и кровля белого шатра
       исчезли. Недобрые искры сверкнули в узких прорезях на фарфоровой маске. Проклятый
       щенок Бурундай! Нет ничего проще, чем заронить подозрения в сердце человека, чьего отца
       убили по приказу деда, человека, которого двоюродный брат обрёк выбору между смертью в
       бою и бесславной казнью, а родные братья откровенно ненавидят! У Непобедимого сейчас
       хватает забот с той войной, которую он ведёт с урусутами — с живыми, а теперь ещё и с
       мёртвыми, чтоб ему теперь ещё пришлось затевать и войну с Бурундаем!

       — Мёртвые?! — вдруг подал задушенный голос Хархасун, глаза его побелели, побелел,
       вероятно, и сам сиятельный брат Джихангира, но узнать это достоверно было нельзя из-за
       слоя белил на его лице. Оттолкнул служку с веером, полезшего было обмахать его. — Но,
       брат наш и Повелитель, это же ужасно! Мы ведь не можем сражаться с мёртвыми?!

       «Мы»? «Сражаться»? Против воли Непобедимого его уцелевшая бровь покинула законное
       место, заползая куда-то на высокий залысый лоб.

       — Сиятельному Хархасуну не о чем беспокоиться, — неторопливо проговорил Непобедимый,


                                                        Page 67/125
   62   63   64   65   66   67   68   69   70   71   72