Page 64 - Евпатий Коловрат

Войдя в белый шатёр между двух самых крупных костров — младшие шаманы и шаманки
покадили на них уталгаа с корой пихты и ветками можжевельника, отгоняя злых духов и сглаз,
какие могли бы прилепиться к ним во враждебной стране, — Непобедимый со спутниками
опустился на колени и на четвереньках выполз на середину шатра. Там он остановился,
продолжая прижиматься опушкой шапки к ковру.

— Да не прогневается Джихангир на недостойного слугу своего…

— Мы не гневаемся… — серебряным колоколом прозвучало с высоты. — Можешь подойти.

Живая статуя из серебра, нефрита и слоновой кости. Холёные руки, нарисованное лицо,
пышные одеяния из ханьского шёлка. Джихангир был молод. Он даже не был самым старшим
среди родственников, отправленных с ним в поход. Над головой в причудливом венце
беззвучно вздымались и опадали белоперые опахала-далбуур, гоня духоту юрты.

— Разрешаем поцеловать сапог.

По пирамиде из ковров и подушек чуть спустился мягкий сапожок из светло-зелёной
тончайшей кожи, с поднятым носком. Непобедимый подобрался на четвереньках, привстал на
коленях, потянулся вверх, опершись здоровой рукой об уходящие ввысь подушки, достигнув
сапога Джихангира губами.

Вот и всё… а когда-то он садил, подхватив поперёк пояса, на коня весёлого круглолицего
мальчишку с двумя косами и чёлкой, спускавшейся на лоб. А сейчас самое долгое
прикосновение между ними, между аталыком и воспитанником, — прижаться губами к сапогу.

— О, как прекрасно… — звонко воскликнул один из стихоплётов-хорезмийцев, сидевших у ног
Гуюка. — Посмотрите — на щеке Непобедимого слеза! Позволь, о Повелитель, я воспою это
в поэме — и железное сердце Пса Небесного Воителя настигает умиление от несравненной
красоты и великолепия достойнейшего из внуков Потрясателя Вселенной!

Удавить. Конями разодрать языкатую тварь.

— Не дозволяем, — ответило равнодушное серебро из-под полога Белой Юрты. — Воинский
опыт и мудрость не нуждаются в поэмах. Можешь продолжать посвящать их нашему брату.

Гуюк метнул наверх злой взгляд, но смолчал. Поэт притих.

Непобедимый медлил отползти на положенное ему место.

«Повелитель, дозволь мне говорить с тобою, как наедине», — произнёс он на наймани. Орду
недоумённо хлопнул глазами, Гуюк злобно скривился и засопел, Хархасун подозрительно
сузил подведённые глаза.

Нависшая над Непобедимым накрашенная маска улыбнулась — одними глазами.

«Мы наедине, мо… наш аталык. Всё эти — они никто. Их нет».

— Что такое, брат наш и Повелитель?! — вдруг взревел царевич Гуюк, тыча пальцем в
Непобедимого. — Почему эта одноглазая собака смеет тут гавкать на каком-то диком
наречии, которого мы не понимаем?!

— Да-да, — капризно закричал тонким голом сиятельный Хархасун. — Пусть говорит
по-человечески!

На лице сиятельного Орду гримасу недоумения вмиг сменил гнев.

Page 64/125