Page 91 - Евпатий Коловрат
P. 91

— А если не прикрыть, то как узнают, что это не просто какой-то обгорелый урусут,
       подобранный на пожарище? — возразил Мерген.

       — Ну это-то просто, клянусь рогами Эрлига! Где ты видел, чтобы человек так обгорел — и
       был жив?


       Мерген оглянулся на пленника и передёрнул плечами — «Сээр!!». Борода, усы, волосы
       свисали вместе с лоскутьями отставшей кожи. Мутные струи сукровицы стекали на грудь,
       пропитывали рубаху, нос ввалился, задрав растянувшиеся ноздри едва ли не прямо вперёд,
       из углов плотно закрытых глаз стекали две почти чёрные струйки…

       Хорс Дажьбог обрушивал на него всю свою огненную мощь. Всю ненависть к Нави и её
       обитателям.

       Гори, навий выползень. Гори. Стань пеплом, нежить.

       Ты не понимаешь, Тресветлый! Мне нужно было стать таким, понимаешь, нужно! Это —
       единственное оружие против них…

       Великий Хорс не слышал. Бог, знавший только один, ясный и неизменный путь — от восхода
       к закату, Он не понимал и не принимал ночных путей, кривых троп, засад, оборотничества,
       чёрной ворожбы. Нежить должна быть сожжена. Это — неизменно, как череда рассвета,
       полудня и заката.

       Что ж, нежить должна быть сожжена, Тресветлый… только одно, всего лишь одно — я не
       просто нежить, не только навий. Я не выполз из мрака, ведомый одним лишь голодом. У меня
       здесь есть дело. И я никому, даже Тебе, сын Сварога, не позволю помешать этому делу.
       Потому что оно важнее меня.

       Я даже навь во мне не позволю Тебе убить, Тресветлый. Извини, но она — действительно
       моё единственное оружие. А я не могу выпустить оружие из рук сейчас, когда они на нашей
       земле и битва ещё не кончена. Не могу позволить себе умереть. Извини, Тресветлый. Делай
       своё дело — жги. А я — я сделаю своё. Буду гореть, но сделаю… И даже Ты не встанешь у
       меня на пути…


       Раскалённая белизна растопила всё. Всё, кроме него. Было очень больно, очень хотелось
       раствориться в этой белизне, позволить ей расплавить и себя, отдохнуть… но было нельзя. У
       него было дело. Он не помнил, какое, но это было неважно, он обязательно вспомнит, потом.
       Главное — оно было. А значит, должен быть и он… хотя очень хочется не быть…

       Песню пропой мне, волк-одинец,

        Зеленоглазый мой брат…






       — Смотри! Он говорит что-то! Может, просит пить? — взволновался Мерген.

       — Да будь я проклят, если подойду к нему с водой или иным питьём! — Туратемир коснулся
       щепотью лба, жирного подбородка и не менее жирной груди, укрытой кожаным куяком.

       — Заклинания! — заорал коротышка Тас-Таракай. — Мангус говорит заклинания! Заткните
       ему пасть, живее, а то из земли полезут мёртвые урусуты и сожрут нас!

       — Это не заклинания, — проговорил сотник Искандер Неврюй, подъезжая к саням. — И он


                                                        Page 91/125
   86   87   88   89   90   91   92   93   94   95   96