Page 41 - Евпатий Коловрат

ускакал.

Подломились у Евпраксии ноги, темная пелена слез и беспредельного горя готова была
застлать перед ней весь белый свет. Но она удержалась на ногах, только оперлась на шаткое
мостовое перильце.

Она стояла впереди пестрой толпы женщин. В горести позабыты были и родовитость и
достатке: пышная боярыня в тяжелом парчовом летнике[18] стояла рядом с женой простого
воина; они плакали, склонившись одна к другой, и все вскидывали руки в ту сторону, где
скрылся последний воин.

— Княгиня, матушка, — вдруг обратилась к Евпраксии молодая миловидная женщина в
темном платке, наброшенным сверх набойчатой кики[19], — одна ты для нас теперь
заступница!

Женщина припала лицом к рукаву Евпраксии. Еще юная, гибкая, как молодая рябинка, она
всхлипывала по-девичьи глубоко и протяжно.

Княгиня почувствовала всю печаль этой женщины, впервые расставшейся с мужем. Она
обняла узкие плечи женщины и распрямилась: ей не надобно обнажать свое горе перед теми,
кто взирает на нее с надеждой.

Еще раз она бросила короткий взгляд на дорогу. Даль затягивала дождевая пелена. Со
стороны лесов пролетала многочисленная стая галок и ворон. Птицы летели молча, и ветер
сбивал их с намеченного пути.

Княгиня приказала мамкам и служилым женкам идти в город. Ближние боярыни, вытирая
мокрые, раскрасневшиеся лица длинными рукавами, потянулись за Евпраксией. Она шла в
город — прямая, тихая, чувствуя на себе взгляды осиротевших женщин.

Навстречу татарской орде

Над Пронском соединились войска князя Юрия Рязанского, Глеба Муромского, Давида
Коломенского, полки переяславльские князя Олега Красного и Всеволода Пронского.

Федора князь Юрий поставил в свой большой полк.

Всего было насчитано сорок тысяч воинов. В обозах с продовольствием, с запасным
оружием, с походной рухлядью и с запасными конями рязанские счетчики записали тысячу
двести телег.

Вся эта лавина войск, повозок и пешеходов двинулась от стен Пронска на южную сторону, к
Рясскому полю.

По утрам серебрилась трава морозным налетом. Днями солнце разогревало землю, но была
в чистом воздухе та особенная, стеклянная прозрачность, которая напоминает о близких
холодах, заставляет человека утеплять свое жилье.

Воины провожали глазами высоко летевших журавлей, вспоминали о домах, и долго над
рядами двигавшихся всадников висело молчание.

Лесные поляны, топкие болотца и покрытые ряской воды мелких речек, вдоль которых
пролегала ненаезженная дорога, кишмя кишели выводками тетеревов, куропаток, всех пород

Page 41/96