Page 260 - Преступление и наказание

безделку пред свадьбой. Особенно логической связи подарка с немедленным отъездом и
непременною необходимостью прийти для того в дождь и в полночь, конечно, этими
объяснениями ничуть не выказывалось, но дело, однако же, обошлось весьма складно. Даже
необходимые оханья и аханья, расспросы и удивления сделались как-то вдруг
необыкновенно умеренны и сдержанны; зато благодарность была высказана самая пламенная
и подкреплена даже слезами благоразумнейшей матери. Аркадий Иванович встал, засмеялся,
поцеловал невесту, потрепал ее по щечке, подтвердил, что скоро приедет, и, заметив в ее
глазках хотя и детское любопытство, но вместе с тем и какой-то очень серьезный, немой
вопрос, подумал, поцеловал ее в другой раз и тут же искренно подосадовал в душе, что
подарок пойдет немедленно на сохранение под замок благоразумнейшей из матерей. Он
вышел, оставив всех в необыкновенно возбужденном состоянии. Но сердобольная мамаша
тотчас же, полушепотом и скороговоркой, разрешила некоторые важнейшие недоумения, а
именно, что Аркадий Иванович человек большой, человек с делами и со связями, богач, —
бог знает что там у него в голове, вздумал и поехал, вздумал и деньги отдал, а стало быть, и
дивиться нечего. Конечно, странно, что он весь мокрый, но англичане, например, и того
эксцентричнее, да и все эти высшего тона не смотрят на то, что о них скажут, и не
церемонятся. Может быть, он даже и нарочно так ходит, чтобы показать, что он никого не
боится. А главное, об этом ни слова никому не говорить, потому что бог знает еще что из
этого выйдет, а деньги поскорее под замок, и, уж конечно, самое лучшее во всем этом, что
Федосья просидела в кухне, а главное, отнюдь, отнюдь, отнюдь не надо сообщать ничего
этой пройдохе Ресслих, и прочее, и прочее. Просидели и прошептались часов до двух.
Невеста, впрочем, ушла спать гораздо раньше, удивленная и немного грустная.
А Свидригайлов между тем ровнехонько в полночь переходил через —ков мост202по
направлению на Петербургскую сторону. Дождь перестал, но шумел ветер. Он начинал
дрожать и одну минуту с каким-то особенным любопытством и даже с вопросом посмотрел
на черную воду Малой Невы. Но скоро ему показалось очень холодно стоять над водой; он
повернулся и пошел на —ой проспект. Он шагал по бесконечному —ому проспекту203уже
очень долго, почти с полчаса, не раз обрываясь в темноте на деревянной мостовой, но не
переставал чего-то с любопытством разыскивать по правой стороне проспекта. Тут где-то,
уже в конце проспекта, он заметил, как-то проезжая недавно мимо, одну гостиницу
деревянную, но обширную, и имя ее, сколько ему помнилось, было что-то вроде
Адрианополя. Он не ошибся в своих расчетах: эта гостиница в такой глуши была такою
видною точкой, что возможности не было не отыскать ее, даже среди темноты. Это было
длинное деревянное почерневшее здание, в котором, несмотря на поздний час, еще
светились огни и замечалось некоторое оживление. Он вошел и у встретившегося ему в
коридоре оборванца спросил нумер. Оборванец, окинув взглядом Свидригайлова,
встряхнулся и тотчас же повел его в отдаленный нумер, душный и тесный, где-то в самом
конце коридора, в углу, под лестницей. Но другого не было; все были заняты. Оборванец
смотрел вопросительно.
— Чай есть? — спросил Свидригайлов.
— Это можно-с.
— Еще что есть?
— Телятина-с, водка-с, закуска-с.
— Принеси телятины и чаю.
— А больше ничего не потребуется? — спросил даже в некотором недоумении
оборванец.
— Ничего, ничего!
Оборванец удалился, совершенно разочарованный.
«Хорошее, должно быть, место, — подумал Свидригайлов, — как это я не знал. Я тоже,
вероятно, имею вид возвращающегося откуда-нибудь из кафешантана, но уже имевшего
дорогой историю. А любопытно, однако ж, кто здесь останавливается и ночует?»
Он зажег свечу и осмотрел нумер подробнее. Это была клетушка, до того маленькая,