Page 120 - Рассказы. Повести. Пьесы
P. 120
где-то чьи-то рояли, бывает часто в консерватории, знаком со всеми знаменитостями и
распоряжается на концертах; судит он о музыке с большим авторитетом и, я заметил, с ним
охотно все соглашаются.
Богатые люди имеют всегда около себя приживалов; науки и искусства тоже. Кажется,
нет на свете такого искусства или науки, которые были бы свободны от присутствия
«инородных тел» вроде этого г. Гнеккера. Я не музыкант и, быть может, ошибаюсь
относительно Гнеккера, которого, к тому же, мало знаю. Но слишком уж кажутся мне
подозрительными его авторитет и то достоинство, с каким он стоит около рояля и слушает,
когда кто-нибудь поет или играет.
Будь вы сто раз джентльменом и тайным советником, но если у вас есть дочь, то вы
ничем не гарантированы от того мещанства, которое часто вносят в ваш дом и в ваше
настроение ухаживания, сватовство и свадьба. Я, например, никак не могу помириться с тем
торжественным выражением, какое бывает у моей жены всякий раз, когда сидит у нас
Гнеккер, не могу также помириться с теми бутылками лафита, портвейна и хереса, которые
ставятся только ради него, чтобы он воочию убедился, как широко и роскошно мы живем. Не
перевариваю я и отрывистого смеха Лизы, которому она научилась в консерватории, и ее
манеры щурить глаза в то время, когда у нас бывают мужчины. А главное, я никак не могу
понять, почему это ко мне каждый день ходит и каждый день со мною обедает существо,
совершенно чуждое моим привычкам, моей науке, всему складу моей жизни, совершенно
непохожее на тех людей, которых я люблю. Жена и прислуга таинственно шепчут, что «это
жених», но я все-таки не понимаю его присутствия; оно возбуждает во мне такое же
недоумение, как если бы со мною за стол посадили зулуса. И мне также кажется странным,
что моя дочь, которую я привык считать ребенком, любит этот галстук, эти глаза, эти мягкие
щеки…
Прежде я любил обед или был к нему равнодушен, теперь же он не возбуждает во мне
ничего, кроме скуки и раздражения. С тех пор, как я стал превосходительным и побывал в
деканах факультета, семья моя нашла почему-то нужным совершенно изменить наше меню и
обеденные порядки. Вместо тех простых блюд, к которым я привык, когда был студентом и
лекарем, теперь меня кормят супом-пюре, в котором плавают какие-то белые сосульки, и
почками в мадере. Генеральский чин и известность отняли у меня навсегда и щи, и вкусные
пироги, и гуся с яблоками, и леща с кашей. Они же отняли у меня горничную Агашу,
говорливую и смешливую старушку, вместо которой подает теперь обед Егор, тупой и
надменный малый, с белой перчаткой на правой руке. Антракты коротки, но кажутся
чрезмерно длинными, потому что их нечем наполнить. Уж нет прежней веселости,
непринужденных разговоров, шуток, смеха, нет взаимных ласок и той радости, какая
волновала детей, жену и меня, когда мы сходились, бывало, в столовой; для меня, занятого
человека, обед был временем отдыха и свидания, а для жены и детей праздником, правда,
коротким, но светлым и радостным, когда они знали, что я на полчаса принадлежу не науке,
не студентам, а только им одним и больше никому. Нет уже больше уменья пьянеть от одной
рюмки, нет Агаши, нет леща с кашей, нет того шума, каким всегда встречались маленькие
обеденные скандалы вроде драки под столом кошки с собакой или падения повязки с
Катиной щеки в тарелку с супом.
Описывать теперешний обед так же невкусно, как есть его. На лице у жены
торжественность, напускная важность и обычное выражение заботы. Она беспокойно
оглядывает наши тарелки и говорит: «Я вижу, вам жаркое не нравится… Скажите: ведь не
нравится?» И я должен отвечать: «Напрасно ты беспокоишься, милая, жаркое очень вкусно».
А она: «Ты всегда за меня заступаешься, Николай Степаныч, и никогда не скажешь правды.
Отчего же Александр Адольфович так мало кушал?» и всё в таком роде в продолжение всего
обеда. Лиза отрывисто хохочет и щурит глаза. Я гляжу на обеих, и только вот теперь за
обедом для меня совершенно ясно, что внутренняя жизнь обеих давно уже ускользнула от
моего наблюдения. У меня такое чувство, как будто когда-то я жил дома с настоящей семьей,
а теперь обедаю в гостях у не настоящей жены и вижу не настоящую Лизу. Произошла в