Page 29 - Рассказы. Повести. Пьесы

Коряга подрублена. Ее слегка надламывают, и Андрей Андреич, к великому своему
удовольствию, чувствует, как его пальцы лезут налиму под жабры.
— Тащу, братцы! Не толпитесь… стойте… тащу!
На поверхности показывается большая налимья голова и за нею черное аршинное тело.
Налим тяжело ворочает хвостом и старается вырваться.
— Шалишь… Дудки, брат. Попался? Ага!
По всем лицам разливается медовая улыбка. Минута проходит в молчаливом
созерцании.
— Знатный налим! — лепечет Ефим, почесывая под ключицами. — Чай, фунтов десять
будет…
— Н-да… — соглашается барин. — Печенка-то так и отдувается. Так и прет ее из
нутра. А… ах!
Налим вдруг неожиданно делает резкое движение хвостом вверх и рыболовы слышат
сильный плеск… Все растопыривают руки, но уже поздно; налим — поминай как звали.
1885

Егерь

Знойный и душный полдень. На небе ни облачка… Выжженная солнцем трава глядит
уныло, безнадежно: хоть и будет дождь, но уж не зеленеть ей… Лес стоит молча,
неподвижно, словно всматривается куда-то своими верхушками или ждет чего-то.
По краю сечи лениво, вразвалку, плетется высокий узкоплечий мужчина лет сорока, в
красной рубахе, латаных господских штанах и в больших сапогах. Плетется он по дороге.
Направо зеленеет сеча, налево, до самого горизонта, тянется золотистое море поспевшей
ржи… Он красен и вспотел. На его красивой белокурой голове ухарски сидит белый
картузик с прямым, жокейским козырьком, очевидно подарок какого-нибудь
расщедрившегося барича. Через плечо перекинут ягдташ, в котором лежит скомканный
петух-тетерев. Мужчина держит в руках двустволку со взведенными курками и щурит глаза
на своего старого, тощего пса, который бежит впереди и обнюхивает кустарник. Кругом
тихо, ни звука… Всё живое попряталось от зноя.
— Егор Власыч! — слышит вдруг охотник тихий голос.
Он вздрагивает и, оглядевшись, хмурит брови. Возле него, словно из земли выросши,
стоит бледнолицая баба лет тридцати, с серпом в руке. Она старается заглянуть в его лицо и
застенчиво улыбается.
— А, это ты, Пелагея! — говорит охотник, останавливаясь и медленно спуская
курки. — Гм!.. Как же это ты сюда попала?
— Тут из нашей деревни бабы работают, так вот и я с ими… В работницах, Егор
Власыч.
— Тэк… — мычит Егор Власыч и медленно идет дальше.
Пелагея за ним. Проходят молча шагов двадцать.
— Давно уж я вас не видала, Егор Власыч… — говорит Пелагея, нежно глядя на
двигающиеся плечи и лопатки охотника. — Как заходили вы на Святой в нашу избу воды
напиться, так с той поры вас и не видали… На Святой на минутку зашли, да и то бог знает
как… в пьяном виде… Побранили, побили и ушли… Уж я ждала, ждала… глаза все
проглядела, вас поджидаючи… Эх, Егор Власыч, Егор Власыч! Хоть бы разочек зашли!
— Что ж мне у тебя делать-то?
— Оно, конечно, делать нечего, да так… все-таки ж хозяйство… Поглядеть, как и
что… Вы хозяин… Ишь ты, тетерьку подстрелили. Егор Власыч! Да вы бы сели,
отдохнули…
Говоря всё это, Пелагея смеется, как дурочка, и глядит вверх на лицо Егора… От лица
ее так и дышит счастьем…
— Посидеть? Пожалуй… — говорит равнодушным тоном Егор и выбирает местечко