Page 314 - Рассказы. Повести. Пьесы

Опыт многократный, в самом деле горький опыт, научил его давно, что всякое
сближение, которое вначале так приятно разнообразит жизнь и представляется милым и
легким приключением, у порядочных людей, особенно у москвичей, тяжелых на подъем,
нерешительных, неизбежно вырастает в целую задачу, сложную чрезвычайно, и положение в
конце концов становится тягостным. Но при всякой новой встрече с интересною женщиной
этот опыт как-то ускользал из памяти, и хотелось жить, и всё казалось так просто и забавно.
И вот однажды под вечер он обедал в саду, а дама в берете подходила не спеша, чтобы
занять соседний стол. Ее выражение, походка, платье, прическа говорили ему, что она из
порядочного общества, замужем, в Ялте в первый раз и одна, что ей скучно здесь… В
рассказах о нечистоте местных нравов много неправды, он презирал их и знал, что такие
рассказы в большинстве сочиняются людьми, которые сами бы охотно грешили, если б
умели, но, когда дама села за соседний стол в трех шагах от него, ему вспомнились эти
рассказы о легких победах, о поездках в горы, и соблазнительная мысль о скорой,
мимолетной связи, о романе с неизвестною женщиной, которой не знаешь по имени и
фамилии, вдруг овладела им.
Он ласково поманил к себе шпица и, когда тот подошел, погрозил ему пальцем. Шпиц
заворчал. Гуров опять погрозил.
Дама взглянула на него и тотчас же опустила глаза.
— Он не кусается, — сказала она и покраснела.
— Можно дать ему кость? — И когда она утвердительно кивнула головой, он спросил
приветливо: — Вы давно изволили приехать в Ялту?
— Дней пять.
— А я уже дотягиваю здесь вторую неделю.
Помолчали немного.
— Время идет быстро, а между тем здесь такая скука! — сказала она, не глядя на него.
— Это только принято говорить, что здесь скучно. Обыватель живет у себя где-нибудь
в Белеве или Жиздре — и ему не скучно, а приедет сюда: «Ах, скучно! Ах, пыль!»
Подумаешь, что он из Гренады приехал.
Она засмеялась. Потом оба продолжали есть молча, как незнакомые; но после обеда
пошли рядом — и начался шутливый, легкий разговор людей свободных, довольных,
которым всё равно, куда бы ни идти, о чем ни говорить. Они гуляли и говорили о том, как
странно освещено море; вода была сиреневого цвета, такого мягкого и теплого, и по ней от
луны шла золотая полоса. Говорили о том, как душно после жаркого дня. Гуров рассказал,
что он москвич, по образованию филолог, но служит в банке; готовился когда-то петь в
частной опере, но бросил, имеет в Москве два дома… А от нее он узнал, что она выросла в
Петербурге, но вышла замуж в С., где живет уже два года, что пробудет она в Ялте еще с
месяц и за ней, быть может, приедет ее муж, которому тоже хочется отдохнуть. Она никак не
могла объяснить, где служит ее муж, — в губернском правлении или в губернской земской
управе, и это ей самой было смешно. И узнал еще Гуров, что ее зовут Анной Сергеевной.
Потом у себя в номере он думал о ней, о том, что завтра она, наверное, встретится с
ним. Так должно быть. Ложась спать, он вспомнил, что она еще так недавно была
институткой, училась, всё равно как теперь его дочь, вспомнил, сколько еще несмелости,
угловатости было в ее смехе, в разговоре с незнакомым, — должно быть, это первый раз в
жизни она была одна, в такой обстановке, когда за ней ходят, и на нее смотрят, и говорят с
ней только с одною тайною целью, о которой она не может не догадываться. Вспомнил он ее
тонкую, слабую шею, красивые, серые глаза.
«Что-то в ней есть жалкое все-таки», — подумал он и стал засыпать.

II

Прошла неделя после знакомства. Был праздничный день. В комнатах было душно, а на
улицах вихрем носилась пыль, срывало шляпы. Весь день хотелось пить, и Гуров часто