Page 48 - Рассказы. Повести. Пьесы

вдогонку неслись зной и томительная песня. Егорушка склонил голову и закрыл глаза…
Первый проснулся Дениска. Его что-то укусило, потому что он вскочил, быстро
почесал плечо и проговорил:
— Анафема идолова, нет на тебя погибели!
Затем он подошел к ручью, напился и долго умывался. Его фырканье и плеск воды
вывели Егорушку из забытья. Мальчик поглядел на его мокрое лицо, покрытое каплями и
крупными веснушками, которые делали лицо похожим на мрамор, и спросил:
— Скоро поедем?
Дениска поглядел, как высоко стоит солнце, и ответил:
— Должно, скоро.
Он вытерся подолом рубахи и, сделав очень серьезное лицо, запрыгал на одной ноге.
— А ну-ка, кто скорей доскачет до осоки! — сказал он.
Егорушка был изнеможен зноем и полусном, но все-таки поскакал за ним. Дениске
было уже около 20-ти лет, служил он в кучерах и собирался жениться, но не перестал еще
быть маленьким. Он очень любил пускать змеи, гонять голубей, играть в бабки, бегать
вдогонки и всегда вмешивался в детские игры и ссоры. Нужно было только хозяевам уйти
или уснуть, чтобы он занялся чем-нибудь вроде прыганья на одной ножке или
подбрасыванья камешков. Всякому взрослому, при виде того искреннего увлечения, с каким
он резвился в обществе малолетков, трудно было удержаться, чтобы не проговорить: «Этакая
дубина!» Дети же во вторжении большого кучера в их область не видели ничего странного:
пусть играет, лишь бы не дрался! Точно так маленькие собаки не видят ничего странного,
когда в их компанию затесывается какой-нибудь большой, искренний пес и начинает играть
с ними.
Дениска перегнал Егорушку и, по-видимому, остался этим очень доволен. Он
подмигнул глазом и, чтобы показать, что он может проскакать на одной ножке какое угодно
пространство, предложил Егорушке, не хочет ли тот проскакать с ним по дороге и оттуда, не
отдыхая, назад к бричке? Егорушка отклонил это предложение, потому что очень запыхался
и ослабел.
Вдруг Дениска сделал очень серьезное лицо, какого он не делал, даже когда Кузьмичов
распекал его или замахивался на него палкой; прислушиваясь, он тихо опустился на одно
колено, и на лице его показалось выражение строгости и страха, какое бывает у людей,
слышащих ересь. Он нацелился на одну точку глазами, медленно поднял вверх кисть руки,
сложенную лодочкой, и вдруг упал животом на землю и хлопнул лодочкой по траве.
— Есть! — прохрипел он торжествующе и, вставши, поднес к глазам Егорушки
большого кузнечика.
Думая, что это приятно кузнечику, Егорушка и Дениска погладили его пальцами по
широкой зеленой спине и потрогали его усики. Потом Дениска поймал жирную муху,
насосавшуюся крови, и предложил ее кузнечику. Тот очень равнодушно, точно давно уже
был знаком с Дениской, задвигал своими большими, похожими на забрало челюстями и
отъел мухе живот. Его выпустили, он сверкнул розовой подкладкой своих крыльев и,
опустившись в траву, тотчас же затрещал свою песню. Выпустили и муху; она расправила
крылья и без живота полетела к лошадям.
Из-под брички послышался глубокий вздох. Это проснулся Кузьмичов. Он быстро
поднял голову, беспокойно поглядел вдаль, и по этому взгляду, безучастно скользнувшему
мимо Егорушки и Дениски, видно было, что, проснувшись, он думал о шерсти и Варламове.
Отец Христофор, вставайте, пора! — заговорил он встревоженно. — Будет спать, и так уж
дело проспали! Дениска, запрягай!
О. Христофор проснулся с такою же улыбкою, с какою уснул. Лицо его от сна
помялось, поморщилось и, казалось, стало вдвое меньше. Умывшись и одевшись, он не
спеша вытащил из кармана маленький засаленный псалтирь и, став лицом к востоку, начал
шёпотом читать и креститься.
— Отец Христофор! — сказал укоризненно Кузьмичов. — Пора ехать, уж лошади