Page 83 - Человек-амфибия

— Встань, Ихтиандр. Выйди на середину камеры, мне нужно осмотреть тебя.
Юноша повиновался.
— Вот так, — продолжал Сальватор, — ближе к свету. Дыши. Глубже. Еще. Не дыши.
Так…
Сальватор постукивал Ихтиандра по груди и выслушивал прерывистое дыхание
юноши.
— Задыхаешься?
— Да, отец, — отвечал Ихтиандр.
— Сам виноват, — ответил Сальватор, — тебе нельзя было оставаться так долго на
воздухе.
Ихтиандр опустил голову и задумался. Потом вдруг поднял голову и, посмотрев прямо
в глаза Сальватору, спросил:
— Отец, но почему нельзя? Почему всем можно, а мне нельзя? Выдержать этот взгляд,
полный скрытого упрека, Сальватору было гораздо труднее, чем отвечать на суде. Но
Сальватор выдержал.
— Потому что ты обладаешь тем, чем не обладает ни один человек: способностью жить
под водой… Если бы тебе предоставили выбор, Ихтиандр, быть таким, как все, и жить на
земле, или жить только под водою, чтобы ты выбрал?
— Не знаю… — ответил юноша, подумав. Ему одинаково были дороги подводный мир
и земля, Гуттиэре. Но Гуттиэре теперь потеряна для него…
— Теперь я предпочел бы океан, — сказал юноша.
— Ты еще раньше сделал выбор, Ихтиандр, тем, что своим непослушанием нарушил
равновесие твоего организма. Теперь ты сможешь жить только под водой.
— Но не в этой ужасной, грязной воде, отец. Я умру здесь. Я хочу на простор океана!
Сальватор подавил вздох.
— Я сделаю все, чтобы скорее освободить тебя из этой тюрьмы, Ихтиандр.
Мужайся! — И, ободряюще похлопав юношу по плечу, Сальватор оставил Ихтиандра и
пошел в свою камеру.
Усевшись на табурете у узкого стола, Сальватор глубоко задумался.
Как всякий хирург, он знал неудачи. Немало человеческих жизней погибло под его
ножом от его собственных ошибок, прежде чем он достиг совершенства. Однако он никогда
не задумывался над этими жертвами. Погибли десятки, спасены тысячи. Эта арифметика
вполне удовлетворяла его.
Но за судьбу Ихтиандра он считал себя ответственным. Ихтиандр был его гордостью.
Он любил юношу, как лучшую свою работу. А кроме того, он привязался к Ихтиандру и
полюбил его, как сына. И теперь болезнь Ихтиандра и его дальнейшая судьба беспокоили,
заботили Сальватора.
В дверь камеры постучали.
— Войдите! — сказал Сальватор.
— Я не побеспокою вас, господин профессор? — тихо спросил смотритель тюрьмы.
— Нисколько, — отвечал Сальватор, поднимаясь. — Как чувствуют себя жена и
ребенок?
— Благодарю вас, прекрасно. Я отправил их к теще, далеко отсюда, в Анды…
— Да, горный климат им будет полезен, — ответил Сальватор. Смотритель не уходил.
Оглядываясь на дверь, он подошел к Сальватору и тихо обратился к нему:
— Профессор! Я обязан вам жизнью за спасение жены. Я люблю ее, как…
— Не благодарите меня, это мой долг.
— Я не могу оставаться в долгу у вас, — ответил смотритель. — И не только это. Я
человек малообразованный. Но я читаю газеты, и я знаю, что значит профессор Сальватор.
Нельзя допустить, чтобы такого человека держали в тюрьме вместе с бродягами и
разбойниками.
— Мои ученые друзья, — улыбаясь, проговорил Сальватор, — кажется, добились того,