Page 81 - Человек-амфибия

гениальным. Я не безумец, не маньяк. Разве я не осуществил того, что хотел? Все мои
работы вы видели собственными глазами. Если вы находите мои действия преступными,
судите по всей строгости закона. Я не прошу снисхождения.

В ТЮРЬМЕ

Эксперты, освидетельствовавшие Ихтиандра, должны были обратить внимание не
только на физические свойства юноши, но и на состояние его умственных способностей.
— Какой у нас год? Какой месяц? Число? День недели? — спрашивали эксперты.
Но Ихтиандр отвечал:
— Не знаю.
Он затруднялся в ответах на самые обычные вопросы. Но ненормальным его назвать
нельзя было. Он многого не знал благодаря своеобразным условиям своего существования и
воспитания. Он оставался как бы большим ребенком. И эксперты пришли к заключению:
«Ихтиандр недееспособен». Это освобождало его от судебной ответственности. Суд
прекратил дело по обвинению Ихтиандра и назначил над ним опеку. Два человека выразили
желание быть опекуном Ихтиандра: Зурита и Бальтазар.
Сальватор был прав, утверждая, что Зурита донес на него из мести. Но Зурита не
только мстил Сальватору за потерю Ихтиандра. Зурита преследовал еще иную цель: он хотел
снова завладеть Ихтиандром и стремился стать его опекуном. Зурита не пожалел десятка
ценных жемчужин и подкупил членов суда и опекунского совета. Теперь Зурита был близок
к цели.
Ссылаясь на свое отцовство, Бальтазар требовал, чтобы опекунские права предоставили
ему. Однако ему не везло. Несмотря на все старания Ларры, эксперты заявили, что они не
могут установить тождества Ихтиандра с рожденным двадцать лет тому назад сыном
Бальтазара на основании показания одного только свидетеля — Кристо; к тому же он был
братом Бальтазара и потому не внушал экспертам полного доверия.
Ларра не знал, что в это дело вмешались прокурор и епископ. Бальтазар как
потерпевший, как отец, у которого украли и изуродовали сына, был нужен суду во время
процесса. Но признать отцовство Бальтазара, отдать ему Ихтиандра — это не входило в
расчеты суда и церкви: необходимо было совсем избавиться от Ихтиандра.
Кристо, переселившийся к брату, начал беспокоиться за него. В глубокой задумчивости
сидел Бальтазар целыми часами, забывая о сне и еде, то вдруг приходил в сильнейшее
возбуждение, метался по лавке и кричал: «Сын мой, сын мой!» В такие минуты он начинал
бранить испанцев всеми бранными словами, которые только находил на всех известных ему
языках.
Однажды после такого припадка Бальтазар неожиданно объявил Кристо:
— Вот что, брат, я иду в тюрьму. Мои лучшие жемчужины я отдам сторожам, чтобы
они позволили мне повидать Ихтиандра. Я поговорю с ним. Он сам признает во мне отца.
Сын не может не признать отца. В нем должна заговорить моя кровь.
Как ни пытался Кристо отговорить брата, ничто не помогло. Бальтазар был
непоколебим.
Бальтазар отправился в тюрьму.
Упрашивая сторожей, он плакал, валялся у их ног, молил их и, усыпав жемчугом путь
от ворот до внутреннего помещения тюрьмы, добрался наконец до камеры Ихтиандра.
В этой небольшой камере, скудно освещенной узким окном с решеткой, было душно и
скверно пахло; тюремные сторожа редко меняли воду в баке и не трудились убирать
гниющую на полу рыбу, которой кормили необычайного узника.

У стены напротив окна стоял железный бак.