Page 81 - Детство
P. 81
пору богач был, дети-то ещё не выделены, четыре дома у него, у него и деньги, и в чести он,
незадолго перед этим ему дали шляпу с позументом да мундир за то, что он девять лет
бессменно старшиной в цехе сидел,- гордый он был тогда! Говорю я, как надо, а сама дрожу со
страху, да и жалко мне их: потемнели оба. Тут отец твой сказал: "Я-де знаю, что Василий
Васильев не отдаст Варю добром за меня, так я её выкраду, только ты помоги нам",- это я
чтобы помогла! Я даже замахнулась на него, а он и не сторонится: "Хоть камнем, говорит, бей,
а - помоги, всё равно я-де не отступлюсь?" Тут и Варвара подошла к нему, руку на плечо его
положила, да и скажи: "Мы, говорит, уж давно поженились, ещё в мае, нам только обвенчаться
нужно". Я так и покатилась,- ба-атюшки!
Бабушка стала смеяться, сотрясаясь всем телом, потом понюхала табаку, вытерла слёзы
и продолжала, отрадно вздохнув:
- Ты этого ещё не можешь понять, что значит - жениться и что венчаться, только это -
страшная беда, ежели девица, не венчаясь, дитя родит! Ты это запомни да, как вырастешь, на
такие дела девиц не подбивай, тебе это будет великий грех, а девица станет несчастна, да и
дитя беззаконно,- запомни же, гляди! Ты живи, жалеючи баб, люби их сердечно, а не ради
баловства, это я тебе хорошее говорю!
Она задумалась, покачиваясь на стуле, потом, встрепенувшись, снова начала:
- Ну, как же тут быть? Я Максима - по лбу, я Варвару - за косу, а он мне разумно говорит:
"Боем дела не исправишь!" И она тоже: "Вы, говорит, сначала подумали бы, что делать, а
драться - после!" Спрашиваю его: "Деньги-то у тебя есть?" - "Были, говорит, да я на них Варе
кольцо купил". - "Что же это у тебя - трёшница была?" - "Нет, говорит, около ста целковых". А
в те поры деньги были дороги, вещи - дёшевы, гляжу я на них, на мать твою с отцом,- экие
ребята, думаю, экие дурачишки! Мать говорит: "Я кольцо это под пол спрятала, чтоб вы не
увидали, его можно продать!" Ну, совсем ещё дети! Однако, так ли, эдак ли, уговорились мы,
что венчаться им через неделю, а с попом я сама дело устрою. А сама - реву, сердце дрожмя
дрожит, боюсь дедушку, да и Варе - жутко. Ну, наладились!
Только был у отца твоего недруг, мастер один, лихой человек, и давно он обо всём
догадался и приглядывал за нами. Вот, обрядила я доченьку мою единую во что пришлось
получше, вывела её за ворота, а за углом тройка ждала, села она, свистнул Максим - поехали!
Иду я домой во слезах - вдруг встречу мне этот человек, да и говорит, подлец: "Я, говорит,
добрый, судьбе мешать не стану, только ты, Акулина Ивановна, дай мне за это полсотни
рублей!" А у меня денег нет, я их не любила, не копила, вот я, сдуру, и скажи ему: "Нет у меня
денег и не дам!" - "Ты, говорит, обещай!" - "Как это - обещать, а где я их после-то возьму?" -
"Ну, говорит, али трудно у богатого мужа украсть?" Мне бы, дурёхе, поговорить с ним,
задержать его, а я плюнула в рожу-то ему да и пошла себе! Он - вперёд меня забежал на двор и
- поднял бунт!
Закрыв глаза, она говорит сквозь улыбку:
- Даже и сейчас вспомнить страшно дела эти дерзкие! Взревел дедушко-то, зверь
зверем,- шутка ли это ему? Он, бывало, глядит на Варвару-то, хвастается: за дворянина выдам,
за барина! Вот те и дворянин, вот те и барин! Пресвятая богородица лучше нас знает, кого с
кем свести. Мечется дедушко по двору-то, как огнём охвачен, вызвал Якова с Михаилом,
конопатого этого мастера согласил да Клима, кучера; вижу я - кистень он взял, гирю на
ремешке, а Михайло - ружьё схватил, лошади у нас были хорошие, горячие, дрожки-тарантас -
лёгкие,- ну, думаю, догонят! И тут надоумил меня ангел-хранитель Варварин,- добыла я нож
да гужи-то у оглобель и подрезала, авось, мол, лопнут дорогой! Так и сделалось: вывернулась
оглобля дорогой-то, чуть не убило деда с Михайлом да Климом, и задержались они, а как,
поправившись, доскакали до церкви - Варя-то с Максимом на паперти стоят, обвенчаны, слава
те господи!
Пошли было наши-то боем на Максима, ну - он здоров был, сила у него была редкая!
Михаила с паперти сбросил, руку вышиб ему, Клима тоже ушиб, а дедушко с Яковом да
мастером этим - забоялись его.
Он и во гневе не терял разума, говорит дедушке: "Брось кистень, не махай на меня, я