Page 96 - Детство
P. 96
- Так ты - сдерживайся, ладно? Я ведь понимаю, зачем ты озорничаешь! Ну, прощай,
брат!
Я был очень взволнован, какое-то особенное чувство кипело в груди, и даже,- когда
учитель, распустив класс, оставил меня и стал говорить, что теперь я должен держаться тише
воды, ниже травы,- выслушал его внимательно, охотно.
Поп, надевая шубу, ласково гудел:
- Отныне ты на моих уроках должен присутствовать! Да. Должен. Но сиди смиренно! Да.
Смирно.
Поправились дела мои в школе - дома разыгралась скверная история: я украл у матери
рубль. Это было преступлением без заранее обдуманного намерения: однажды вечером мать
ушла куда-то, оставив меня домовничать с ребёнком; скучая, я развернул одну из книг
вотчима - "Записки врача" Дюма-отца - и между страниц увидал два билета - в десять рублей и
в рубль. Книга была непонятна, я закрыл её и вдруг сообразил, что за рубль можно купить не
только "Священную историю", но, наверное, и книгу о Робинзоне. Что такая книга
существует, я узнал незадолго перед этим в школе: в морозный день, во время перемены, я
рассказывал мальчикам сказку, вдруг один из них презрительно заметил:
- Сказки - чушь, а вот Робинзон - это настоящая история!
Нашлось ещё несколько мальчиков, читавших Робинзона, все хвалили эту книгу, я был
обижен, что бабушкина сказка не понравилась, и тогда же решил прочитать Робинзона, чтобы
тоже сказать о нём - это чушь!
На другой день я принёс в школу "Священную историю" и два растрёпанных томика
сказок Андерсена, три фунта белого хлеба и фунт колбасы. В тёмной, маленькой лавочке у
ограды Владимирской церкви был и Робинзон, тощая книжонка в жёлтой обложке, и на
первом листе изображён бородатый человек в меховом колпаке, в звериной шкуре на плечах,-
это мне не понравилось, а сказки даже и по внешности были милые, несмотря на то что
растрёпаны.
Во время большой перемены я разделил с мальчиками хлеб и колбасу, и мы начали
читать удивительную сказку "Соловей" - она сразу взяла всех за сердце.
"В Китае все жители - китайцы, и сам император - китаец",- помню, как приятно удивила
меня эта фраза своей простой, весело улыбающейся музыкой и ещё чем-то удивительно
хорошим.
Мне не удалось дочитать "Соловья", в школе - не хватило времени, а когда я пришёл
домой, мать, стоявшая у шестка со сковородником в руках, поджаривая яичницу, спросила
меня странным, погашенным голосом:
- Ты взял рубль?
- Взял; вот - книги...
Сковородником она меня и побила весьма усердно, а книги Андерсена отняла и навсегда
спрятала куда-то, что было горше побоев.
Несколько дней я не ходил в школу, а за это время вотчим, должно быть, рассказал о
подвиге моём сослуживцам, те - своим детям, один из них принёс эту историю в школу, и,
когда я пришёл учиться, меня встретили новой кличкой - вор. Коротко и ясно, но -
неправильно: ведь у не скрыл, что рубль взят мною. Попытался объяснить это - мне не
поверили, тогда я ушёл домой и сказал матери, что в школу не пойду больше.
Сидя у окна, снова беременная, серая, с безумными, замученными глазами, она кормила
брата Сашу и смотрела на меня, открыв рот, как рыба.
- Ты - врёшь,- тихо сказала она.- Никто не может знать, что ты взял рубль.
- Поди спроси.
- Ты сам проболтался. Ну, скажи - сам? Смотри, я сама узнаю завтра, кто принёс это в
школу!
Я назвал ученика. Лицо её жалобно сморщилось и начало таять слезами.
Я ушёл в кухню, лёг на свою постель, устроенную за печью на ящиках, лежал и слушал,
как в комнате тихонько воет мать.