Page 17 - Дикая собака Динго,или Повесть о первой любви

Но сегодня, прислушавшись к этому звуку, мать сказала:
– Какой далекий путь лежит между нами! Значит, они не приехали.
Таня не прервала своего молчания.
Мать, протянув руку к грядке, где уже не было ничего, кроме пустых стебельков,
сказала:
– Ирисы – куда же девались они? А как здесь было красиво, на твоей маленькой клумбе!
Неужели эта прожорливая утка склевала все цветы?
– Я сама прогнала ее утром, – сказала Таня, оставаясь лежать неподвижно.
– Саранки, – повторила мать, – они ведь не растут под Москвой. Отец очень любил наши
цветы, и мне так хотелось, чтобы ты поднесла их ему!
Таня ничего не сказала, и мать добавила:
– Он добрый и хороший человек.
Таня быстро поднялась, и села, и снова склонилась к земле, прилегла на бедро матери.
– Ты хотела что-то сказать мне? – спросила мать.
– Если он добрый человек, – сказала Таня, – так почему же он оставил нас?
Мать шевельнулась на траве, отодвинулась, точно острый камень попал ей случайно под
локоть. А Таня, мгновенно почувствовав жестокость своих слов, стала на колени, целуя платье
матери, ее лицо и руки.
Ведь как было хорошо и спокойно обеим, когда они молчали, лежа на этой редкой траве,
в этом тесном дворике, на котором нет ничего, кроме неба! И одно только слово «отец»
лишило их желанного покоя. Так как же ей любить его?
– Мама, – говорила Таня, – я больше не буду. Не надо. Как хорошо, что они не приехали
к нам! Как это хорошо! Разве нам плохо вдвоем? А что цветы! Я посажу другие. Я соберу
семена – я знаю в лесу болото, я все сделаю, и во дворе у нас будет снова красиво – красивее во
много раз.
Так бормотала она, не зная, что говорит, не слыша ни стука щеколды на калитке, ни
голоса матери, уже несколько раз повторявшего ей:
– Да открой же, Таня! Кто-то не может открыть. Наверно, из больницы прислали.
Наконец Таня поднялась на ноги, услышала шаги у ворот и подошла к калитке. Право
же, ей не хотелось никому открывать, даже больным.
Она сердито спросила:
– Вам кого нужно? К доктору? Вы больной?
Но перед ней стоял здоровый человек, высокий и веселый. Он был в сапогах, в шинели
полковника и ни о чем не спрашивал, а только смотрел ей в лицо улыбаясь. Как это было
странно!
И вдруг за спиной услышала она слабый крик матери. Таня чуть прикрыла глаза и
прижалась к воротам.
«Отец!»
Она поняла это в то же мгновение.
Он шагнул через доску, лежащую на земле, подался немного вперед, будто склонился
над матерью, будто хотел ее поцеловать. Она отступила назад и протянула только руку. Он
покорно принял ее и подержал в своих ладонях. Другой рукой мать показала на Таню. Он
повернулся так быстро, что скрипнули ремни его портупеи. Он и ей протянул свои большие,
широкие открытые ладони. Таня шагнула к нему. Она была бледна и глядела на него с
испугом. Он целовал ее в лоб, прижимал ее голову к себе. Сукном пахло от него – сукном и
ремнями.

Потом он сказал:
– Ты такая большая. Тебе бы следовало принести цветы. А я принес конфеты.
Он засунул руку в карман, чтобы вытащить из него коробку. Но карман был тесен, а