Page 19 - Дикая собака Динго,или Повесть о первой любви

стебель одинокой травы.
Затылок Тани был и таким и другим, чаще всего выражая одно ее желание – не думать о
том, что делается у нее позади.
А позади на скамье сидели Филька и Коля.
К кому же из них относится это упорное желание Тани?
И так как Филька смотрел на вещи всегда с хорошей стороны, то решил, что относится
это прежде всего не к нему. Что же касается Коли, то если его Таня назвала тогда гордым,
Филька должен был признать, что это неправда. Он не находил его гордым. Он, может быть,
несколько слаб здоровьем, слишком узки у него руки, слишком бледно лицо, но гордым он не
был – это видели все.
Когда Филька показал ему впервые, как жуют у них в школе серу, Коля только спросил:
– Что это?
– Это пихтовая смола, – ответил ему Филька. – Ты можешь достать ее у китайца,
который торгует на углу липучками. За полтинник он даст тебе целый кубик серы.
– А что такое липучки? – спросил Коля.
– Э, брат! – ответил ему с досадой Филька. – Все ты хочешь сразу узнать.
И Коля не обиделся на замечание Фильки.
– Хорошо, – сказал он, – я узнаю после. Но странный этот обычай в вашей школе. Я
нигде не видел, чтобы жевали пихтовую смолу.
Но все же серы купил много и угостил Фильку и сам пожевал, научившись очень скоро
так же громко щелкать ею на зубах, как и другие.
Он предложил пожевать и Тане с радушием, к которому она не могла придраться. Она
через силу улыбнулась ему, показав свои зубы, сверкающие как снег.
– Не благодаря ли этому обстоятельству, – сказал он, – у вас всех здесь такие белые
зубы? Эта сера хорошо очищает их.
Все слова его показались ей отвратительными.
– Ах, благодаря этому обстоятельству отстань от меня! – сказала она.
Он промолчал и усмехнулся.
Он посмотрел на нее светлыми, как лед, глазами, и Таня впервые увидела, что взгляд их
упрям.
– Да, благодаря этому обстоятельству, – повторил он спокойно.
Была ли это настоящая ссора, Таня не могла решить, но именно с этих пор началась их
вражда, и этот болезненный мальчик стал занимать ее ум более, чем в первые дни.
По выходным дням Таня обедала у отца.
Она отправлялась мимо городской рощицы, стоявшей близко за ее домом, и выходила на
дорогу, ведущую в крепость. Дорога не была прямой. Она бежала по берегу, поворачивая то
вправо, то влево, точно поминутно оглядывалась на реку, которая, растолкав в разные стороны
горы, расстилалась под ней далеко.
Таня шла не торопясь, тоже часто оглядываясь на реку. Если на дороге было тихо, то
слушала шипение глиняных глыб, оседавших под берегом в воду. И собака ее тоже
прислушивалась к этому звуку. Она ходила за ней повсюду.
Так через полчаса они подходили к дому отца.
Дом был крайний из всех, где жили командиры. Окропленные известью камни устилали
дорожки, но и сквозь известь пробивалась трава, только чуть побеленная на концах своих
перышек.
Шума не было тут. И стеклянные двери были всегда открыты.
Через эту стеклянную дверь Таня входила в дом, а собака оставалась у двери. Как часто
Тане хотелось, чтобы она осталась у двери, а собака вошла в дом!
Меж тем все в этом доме относились к ней ласково.
Надежда Петровна первая встречала Таню на пороге. Тихая, простая в обращении, с
милым лицом, она трепала Таню по плечу или целовала в голову, каждый раз повторяя одно и
то же: