Page 20 - Дикая собака Динго,или Повесть о первой любви
P. 20
– Ага, вот и Таня пришла!
И хотя голос ее был мягок при этом, но сердце Тани против воли переполнялось
недоверием через край.
«Зачем она смотрит на отца, когда целует меня? – думала Таня. – Не затем ли, чтобы
показать ему: „Вот видишь, я ласкаю твою дочь, и ты теперь ничего не можешь сказать мне, и
она тоже ничего не может сказать“.
При одной только мысли об этом у Тани тяжелел язык, глаза переставали слушаться –
она не могла посмотреть прямо в лицо отцу.
И только подойдя к нему, ощущая его руку в своей, она чувствовала себя спокойней.
Она могла тогда и Коле сказать:
– Здравствуй!
– Здравствуй, Таня! – отвечал он приветливо, но не раньше и не позже той минуты, когда
она кивнет ему головой.
Отец же ничего не говорил. Он только касался легонько ее щеки и потом торопил
обедать.
Обедали весело. Ели картошку с олениной, которую покупали сами у проезжих
тунгусов. Ссорились из-за лучших кусков, смеялись над Колей, который засовывал целую
картошку в рот, и ругали его за это, а иногда отец даже ударял его пальцами по носу так
больно, что нос немного припухал.
– Папка, – говорил тогда Коля, хмурясь, – перестань так глупо шутить! Я уже не
маленький!
– Это верно, шалопай ты не маленький, – говорил отец. – Все вы уже большие очень.
Просто так не перескочишь через вас. Поглядим только, что вы запоете, когда подадут
пирожки с черемухой.
И отец лукаво посматривал на Таню.
А Таня думала:
«Что пирожки с черемухой, если я знаю, что он никогда не будет меня любить, как Колю,
никогда не назовет меня шалопаем, не ударит по носу, не отнимет лишнего куска! Да и я сама
никогда не назову его „глупым папкой“, как этот жалкий подлиза. Неужели пирожками с
черемухой можно меня обмануть!»
И сердце ее опять начинало понемногу щемить – наполняться обидой.
А в то же время все привлекало ее тут. И голос женщины, повсюду раздававшийся в
доме, ее стройный стан и доброе лицо, всегда обращенное к Тане с лаской, и большая фигура
отца, его ремень из толстой коровьей кожи, постоянно валявшийся на диване, и маленький
китайский бильярд, на котором они все играли, позванивая железным шариком по гвоздям. И
даже Коля, всегда спокойный мальчик, с упрямым взглядом совершенно чистых глаз,
привлекал ее к себе. Он никогда не забывал оставить кость для ее собаки.
Но о ней самой – казалось Тане – он никогда не помнил, хотя и ходил вместе с ней в
школу, и обедал, и играл на бильярде. И все же он не давал себе труда думать о ней хотя бы
только для того, чтобы ненавидеть ее так же, как она ненавидела его.
Так почему же, однако, согласилась она пойти с ним на рыбную ловлю и показать место,
где клюют лещи?
VIII
Таня любила звезды – и утренние, и вечерние, и большие летние звезды, горящие низко в
небе, и осенние, когда они уже высоки и их очень много. Хорошо идти тогда под звездами
через тихий город к реке и увидеть, что и река полна этих самых звезд, как будто насквозь
просверлена ими темная и тихая вода. А потом сесть на берегу, на глину, наладить удочки и