Page 20 - Дни и ночи

И он, повернувшись, все той же неторопливой походкой пошел дальше. Первый номер
проводил его смущенным взглядом и набросился на второго номера:
- Я же тебе говорил: куда дуло глядит - в небо... Куда пулемет поставил, а?
- Да вы что ж,- растерянно оправдывался второй номер.- Я же, как вы...
- Мало ли что я. А ты, как второй номер, должен вместе со мной позицию выбирать...
Окончания их спора Сабуров не расслышал. Проценко шел дальше и, все пошевеливая
пальцами раненой руки так, словно барабанил по воздуху какую-то мелодию, говорил, не
обращаясь к Сабурову, опять в пространство, что было у него признаком дурного
настроения:
- Командир дивизии устанавливает, куда пулемет должен глядеть - в небо или на
землю... Очень хорошо. Для этого его в Академии генерального штаба учили... И когда вы у
меня краснеть научитесь? - резко повернувшись, крикнул он Сабурову.- Когда я вас краснеть
научу?
Сабуров молчал. Полковник был прав, и, даже если бы позволял устав, возразить было
нечего.
- Вот когда у нас командиры дивизий перестанут пулеметы устанавливать и когда вы у
меня краснеть научитесь, вот тогда мы выиграем войну, а раньше ни за что не выиграем,- так
ты и знай...
Только что успели они оба вернуться в штабной подвал, как немцы начали перед
атакой артиллерийскую и минометную подготовку.
- В общем, зацепился ты ничего, зацепился так, что удержишь,- заключил Проценко,
наклонив немного голову набок и прислушиваясь к разрывам.Удержишься, но людей учить
надо... День и ночь надо учить... Потому что если ты его сегодня не научишь, то завтра его
убьют, и не просто убьют просто убьют, ну и что же, на то и война,- а задаром убьют, вот что
печально. Где у тебя наблюдательный пункт?
- На четвертом этаже под крышей.
- Ну-ка слазай, как там... А тут скажи, чтоб мне пока закусить чего-нибудь дали.
Сабуров на ходу шепнул Пете, чтобы тот накормил полковника, и полез на четвертый
этаж. Оттуда, из широкого трехстворчатого окна, выходившего на обгорелый балкон, было
видно почти все происходящее впереди. На соседней улице от дома к дому, от палисадника к
палисаднику перебегали немцы. Снаряды вздымали столбы земли у самого дома, иные из
них с грохотом попадали в стены, и тогда весь дом содрогался, словно его качало большой
волной.
Сабуров заметил, что больше всего мелькания и суеты у немцев было против правого
дома - там, где теперь сидел вместо убитого Парфенова Масленников. Сабуров сбежал по
лестнице в подвал и позвонил по телефону сначала Масленникову, а потом Гордиенко,
предупреждая их о готовящейся атаке. Оба они ответили, что наблюдают сами и к бою
готовы.
Проценко, без крайней нужды не любивший вмешиваться в распоряжения своих
подчиненных, сидел в подвале и спокойно грыз черный сухарь, положив на него кусок сухой
колбасы. Когда под гул все продолжавшихся минных разрывов началась немецкая атака,
Проценко, несмотря на уговоры Сабурова, сам поднялся с ним на наблюдательный пункт.
Там они стояли примерно час. Сабуров нервничал: ему хотелось увести Проценко куда-
нибудь вниз. Когда тяжелый снаряд, пробив стену, разорвался в соседней комнате и оттуда
через пролом посыпались куски кирпича и штукатурка, он дернул полковника за руку и
хотел стащить вниз. Но Проценко освободил руку, посмотрел на него и вместо
полагающегося в таких случаях начальнического окрика сказал только:
- Сколько мы с тобой воюем? Второй год? Так что ж ты меня за руку тянешь?..- и,
считая разговор законченным, сняв фуражку, стал щелчками аккуратно сбивать с нее
известковую пыль.
Когда немцы отступили после первой неудачной атаки и Сабуров с Проценко стали
спускаться с наблюдательного пункта, запоздалый снаряд ударил как раз в лестничную