Page 81 - История одного города

напрасно облагали себя поклонами, давали обеты, постились, устраивали процессии — бог
не внимал мольбам. Кто-то заикнулся было сказать, что "как-никак, а придется в поле с
сохою выйти", но дерзкого едва не побили каменьями и в ответ на его предложение утроили
усердие.
Между тем Парамоша с Яшенькой делали свое дело в школах. Парамошу нельзя было
узнать; он расчесал себе волосы, завел бархатную поддевку, душился, мыл руки добела и в
этом виде ходил по школам и громил тех, которые надеются на князя мира сего. Горько
издевался он над суетными, тщеславными, высокоумными, которые о пище телесной
заботятся, а духовною небрегут, и приглашал всех удалиться в пустыню. Яшенька, с своей
стороны, учил, что мир, который мы думаем очима своима видети, есть сонное некое
видение, которое насылается на нас врагом человечества, и что сами мы не более как
странники, из лона исходящие и в оное же лоно входящие. По мнению его, человеческие
души, яко жито духовное, в некоей житнице сложены, и оттоль, в мере надобности,
спущаются долу, дабы оное сонное видение вскорости увидети и по малом времени вспять в
благожелаемую житницу благопоспешно возлететь. Существенные результаты такого учения
заключались в следующем: 1) что работать не следует; 2) тем менее надлежит провидеть,
заботиться и пещись, и 3) следует возлагать упование и созерцать — и ничего больше.
Парамоша указывал даже, как нужно созерцать. "Для сего, — говорил он, — уединись в
самый удаленный угол комнаты, сядь, скрести руки под грудью и устреми взоры на пупок".
Аксиньюшка тоже не плошала, но била в баклуши неутомимо. Она ходила по домам и
рассказывала, как однажды черт водил ее по мытарствам, как она первоначально приняла его
за странника, но потом догадалась и сразилась с ним. Основные начала ее учения были те же,
что у Парамоши и Яшеньки, то есть, что работать не следует, а следует созерцать. "И,
главное, подавать нищим, потому что нищие не о мамоне пекутся, а о том, как бы душу свою
спасти", — присовокупляла она, протягивая при этом руку. Проповедь эта шла столь
успешно, что глуповские копейки дождем сыпались в ее карманы, и в скором времени она
успела скопить довольно значительный капитал. Да и нельзя было не давать ей, потому что
она всякому, не подающему милостыни, без церемонии плевала в глаза и, вместо извинения,
говорила только: "Не взыщи!"
Но представителей местной интеллигенции даже эта суровая обстановка уже не
удовлетворяла. Она удовлетворяла лишь внешним образом, но настоящего уязвления не
доставляла. Конечно, они не высказывали этого публично и даже в точности исполняли
обрядовую сторону жизни, но это была только внешность, с помощью которой они льстили
народным страстям. Ходя по улицам с опущенными глазами, благоговейно приближаясь к
папертям, они как бы говорили смердам: "Смотрите! и мы не гнушаемся общения с вами!" —
но, в сущности, мысль их блуждала далече. Испорченные недавними вакханалиями
политеизма и пресыщенные пряностями цивилизации, они не довольствовались просто
верою, но искали каких-то «восхищений». К сожалению, Грустилов первый пошел по этому
пагубному пути и увлек за собой остальных. Приметив на самом выезде из города
полуразвалившееся здание, в котором некогда помещалась инвалидная команда, он устроил
в нем сходбища, на которые по ночам собирался весь так называемый глуповский бомонд.
Тут сначала читали критические статьи г. Н. Страхова, но так как они глупы, то скоро
переходили к другим занятиям. Председатель вставал с места и начинал корчиться; примеру
его следовали другие; потом, мало-помалу, все начинали скакать, кружиться, петь и кричать,
и производили эти неистовства до тех пор, покуда, совершенно измученные, не падали ниц.
Этот момент собственно и назывался "восхищением".
Мог ли продолжаться такой жизненный установ и сколько времени? — определительно
отвечать на этот вопрос довольно трудно. Главное препятствие для его бессрочности
представлял, конечно, недостаток продовольствия, как прямое следствие господствовавшего
в то время аскетизма; но, с другой стороны, история Глупова примерами совершенно
положительными удостоверят, что продовольствие совсем не столь необходимо для счастия
народов, как это кажется с первого взгляда. Ежели у человека есть под руками говядина, то