Page 33 - Капитанская дочка

– Как я могу тебе в этом обещаться? – отвечал я. – Сам знаешь, не моя воля: велят идти
против тебя – пойду, делать нечего. Ты теперь сам начальник; сам требуешь повиновения от
своих. На что это будет похоже, если я от службы откажусь, когда служба моя понадобится?
Голова моя в твоей власти: отпустишь меня – спасибо; казнишь – бог тебе судья; а я сказал
тебе правду.
Моя искренность поразила Пугачева. «Так и быть, – сказал он, ударя меня по плечу. –
Казнить так казнить, миловать так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что
хочешь. Завтра приходи со мною проститься, а теперь ступай себе спать, и меня уж дрема
клонит».
Я оставил Пугачева и вышел на улицу. Ночь была тихая и морозная. Месяц и звезды
ярко сияли, освещая площадь и виселицу. В крепости все было спокойно и темно. Только в
кабаке светился огонь и раздавались крики запоздалых гуляк. Я взглянул на дом священника.
Ставни и ворота были заперты. Казалось, все в нем было тихо.
Я пришел к себе на квартиру и нашел Савельича, горюющего по моем отсутствии.
Весть о свободе моей обрадовала его несказанно. «Слава тебе, владыко! – сказал он
перекрестившись. – Чем свет оставим крепость и пойдем куда глаза глядят. Я тебе кое-что
заготовил; покушай-ка, батюшка, да и почивай себе до утра, как у Христа за пазушкой».
Я последовал его совету и, поужинав с большим аппетитом, заснул на голом полу,
утомленный душевно и физически.

Глава IX
Разлука

Сладко было спознаваться
Мне, прекрасная, с тобой;
Грустно, грустно расставаться,
Грустно, будто бы с душой.
Херасков

Рано утром разбудил меня барабан. Я пошел на сборное место. Там строились уже
толпы пугачевские около виселицы, где все еще висели вчерашние жертвы. Казаки стояли
верхами, солдаты под ружьем. Знамена развевались. Несколько пушек, между коих узнал я и
нашу, поставлены были на походные лафеты. Все жители находились тут же, ожидая
самозванца. У крыльца комендантского дома казак держал под уздцы прекрасную белую
лошадь киргизской породы. Я искал глазами тела комендантши. Оно было отнесено немного
в сторону и прикрыто рогожею. Наконец Пугачев вышел из сеней. Народ снял шапки.
Пугачев остановился на крыльце и со всеми поздоровался. Один из старшин подал ему
мешок с медными деньгами, и он стал их метать пригоршнями. Народ с криком бросился их
подбирать, и дело не обошлось без увечья. Пугачева окружили главные из его сообщников.
Между ими стоял и Швабрин. Взоры наши встретились; в моем он мог прочесть презрение, и
он отворотился с выражением искренней злобы и притворной насмешливости. Пугачев,
увидев меня в толпе, кивнул мне головою и подозвал к себе. «Слушай, – сказал он мне. –
Ступай сей же час в Оренбург и объяви от меня губернатору и всем генералам, чтоб ожидали
меня к себе через неделю. Присоветуй им встретить меня с детской любовию и
послушанием; не то не избежать им лютой казни. Счастливый путь, ваше благородие!»
Потом обратился он к народу и сказал, указывая на Швабрина: «Вот вам, детушки, новый
командир: слушайтесь его во всем, а он отвечает мне за вас и за крепость». С ужасом
услышал я сии слова: Швабрин делался начальником крепости; Марья Ивановна оставалась в
его власти! Боже, что с нею будет! Пугачев сошел с крыльца. Ему подвели лошадь. Он
проворно вскочил в седло, не дождавшись казаков, которые хотели было подсадить его.
В это время из толпы народа, вижу, выступил мой Савельич, подходит к Пугачеву и
подает ему лист бумаги. Я не мог придумать, что из того выйдет. «Это что?» – спросил