Page 117 - Лабиринт
P. 117
телом. На лбу выступила испарина.
В новом костюме перед ним сидел отец.
Ноги у Толика подкосились, он сел и, облокотившись на стол, уронил голову. Кровь
гулко ухала в висках, во рту было сухо и горько.
— Шампанского, — послышался далекий голос отца, и над ухом Толика что-то
забулькало.
Он поднял голову. Три бокала стояли на столе, два полных, в третьем было налито на
донышке.
— Ну, сынок, — радостно сказала мама, — выпей с нами! — Лицо ее горело прямо как
румяное яблоко. — Выпей, выпей, — кивнула она, — сегодня можно! Сегодня мы с папой…
— Она замялась, подбирая слово, счастливо взглянула на отца. — Сегодня мы помирились…
Толик деловито кивнул, хлебнул шампанское, ощутив во рту освежающую колючесть,
и только тут понял, что сказала мама.
Помирились? Как помирились?.. Только вчера в лесу он слышал, как отец сказал
Темке, что остается. Что никуда не уходит от них, а сейчас мама говорит — они помирились.
— Как помирились? — не понимая, спросил Толик и взглянул на отца.
Тот улыбался, будто ни в чем не бывало, и кивал головой.
— Нет, — сказал Толик. — Неправда.
Мама рассмеялась звонким смехом.
— Он не верит! — воскликнула она. — Не может поверить!
— Могу, — равнодушно возразил Толик, — но это неправда.
— Правда, правда, — подтвердил отец. — Помнишь, мы сидели тут тогда? — Толик
кивнул. — И я говорил маме, что жить так нельзя, что мы должны уехать. — Толик кивнул
снова. — Ну вот, мама согласилась. Мы уезжаем в другой город. Я буду работать инженером
на новом заводе.
Как просто все получилось, ах, как просто! Сначала не соглашалась, а теперь
согласилась — вот и все. Делов-то!
— Нет, — упрямо сказал Толик. — Это неправда.
Отец насторожился.
— Ведь ты, — сказал Толик, — ведь ты сказал вчера Темке, что остаешься у них.
Толик не отрываясь глядел на отца. Что ответит он? Как объяснит?
Отец молчал и густо покрывался краской. Мама удивленно смотрела на отца, но не ее
он стыдился. Отец медленно покрывался густой краской, как мальчишка, которого уличили
во вранье. Наконец он опустил глаза и сказал оправдываясь:
— Что же я должен был сказать?
Отец покраснел еще сильнее, а мама, чтобы выручить его, произнесла сухо:
— Он уходит от них.
— А-а, — понимающе протянул Толик и спросил: — Значит, Темке ты просто соврал?
Толик вдруг почувствовал, как страшно, как дико устал он от всей этой истории.
Отец соврал, всего и делов-то, ну подумаешь!..
Соврал, соврал, соврал…
Просто наврал Темке, как врет мальчишка мальчишке.
Толик чувствовал, что на него наваливается тяжесть — будто кули с песком. Кули
давят, давят, и он ничего с ними не может поделать. Эта тяжесть ему не под силу.
Нет, ничего не понятно все-таки на этом свете! Что о других говорить, если даже сам
себя понять не можешь? Ведь, наверное, надо было бы радоваться сейчас. Смотреть на
счастливо смеющихся родителей, радоваться, что все вышло наоборот, а не так, как сказал
вчера Темке отец.
Толик попробовал обрадоваться, попробовал улыбнуться, но ничего не выходило.
Стараясь развеселиться, он глотнул еще шампанского и вдруг спросил неожиданно для
себя:
— И это у вас праздник?