Page 112 - Лабиринт

Толик прижался к отцу покрепче, они шагали в ногу, и все было прекрасно вокруг, если
бы Толик не разглядел Темкиного лица.
Увидев, как отец кивнул Толику и как Толик прижался к руке отца, он вдруг
отвернулся.
Толику сделалось стыдно. Вот уже два раза подряд — вчера на пристани и сейчас — он
забывал про Темку, думая лишь о себе. Получалось, он делал это нарочно, чтобы напомнить
Темке, какой отец у него. Получалось, он намекал Темке: мол, что ни говори, а мой отец —
мой, и ничей больше.
Отец тоже почувствовал Темкино настроение. Чтобы стать равным для обоих, он
обхватил мальчишек за плечи и спросил, обращаясь к Темке, хотя говорил двоим:
— Ну-ка скажите, что вы слышите?
Толик прислушался. Было тихо-тихо, даже река внизу не плескалась.
— Птица поет, — ответил Темка.
— Правильно, — сказал отец, — пеночка.
Толик услышал далекое цвирканье и разозлился на себя: глухая тетеря!
— Стучит кто-то, — сказал Темка, начиная улыбаться. — Дятел?
— Точно! — кивнул отец.
И только теперь Толик услышал дальний сухой стук. Он напрягся, не желая уступать
Темке, вслушался в звенящую тишину и вдруг услышал жужжание.
— Шмели, — сказал он растерянно.
И Темка с отцом снова повернулись к нему. Снова смотрели они на Толика, как на
малыша, хваля его и радуясь его счастью.
— Шмели, — подтвердил отец.
— Шмели, — как эхо отозвался Темка.
Река освобождалась от тумана, словно в половодье ото льда. Они спустились к воде,
срезали ивовые удилища, торопясь, насадили наживку.
Нет, определенно счастье улыбалось сегодня Толику! Он первым вытащил рыбку, и не
беда, что попалась совсем малюсенькая, чуть больше спички, — ведь главное положить
начало, главное первому увидеть затонувший поплавок, вздрогнуть от счастья и испуга,
дернуть, торопясь, удилище и закричать на всю реку, так, что отзовется эхо:
— Пойма-а-ал!
Может быть, у рыб есть такое правило: маленькие клюют у маленьких рыбаков, те, что
побольше — у тех, кто побольше, а самые большие тянутся к крючку взрослого рыбака, к
серьезному человеку? Наверное, есть такое правило, потому что отец вытаскивал редко, но
больших окуньков — с его ладонь, Темка почаще — ему попадались толстые пескари и
сорожки. Толик же таскал каждую минуту мелкую и доверчивую щеклею. Так что наловили
они порядочно. И когда поспела на костре уха, ели ее с писком за ушами. Еще бы, ведь нет
ничего приятней, чем есть пищу, не только самим тобой приготовленную, но и добытую!
Но это было все-таки половиной дела. Они же сюда не только за ухой приехали.
Главное — охота. Не простая, с фотоаппаратом.
Конечно, для настоящей фотоохоты нужен специальный аппарат, с длинным, почти в
метр, объективом, чтобы издалека снимать всяких зверей. Ясно, с обыкновенной «Сменой»
труднее будет подкрасться к осторожным птицам или лесным зверькам, но что ж — так еще
интереснее!
За рыбацкую удачу первым поохотиться досталось Толику, и, пообедав, он отправился
в лес.
Как удивительно в летнем лесу! На березовых листьях, словно капельки крови, —
божьи коровки. Растопырит коровка крылья, задребезжит ими и сорвется в небо. Толик
проводил жучка глазами, потерял из виду, перешагнул через муравьиный тракт. Присел
улыбаясь. Бегут, бегут муравьишки, работают с утра до ночи, тащат травинки, соломинки,
тащат дохлых жучков, торопятся, ничего на свете не замечают. И не ссорятся никогда. Ни
разу в жизни не видел Толик, чтоб муравьи между собой не поладили, поссорились бы,