Page 99 - Лабиринт

Толик на цыпочках подошел к кровати, сел напротив Темки и стал разглядывать его.
Как изменяет болезнь человека! Круглое Темкино лицо вытянулось и похудело,
обострились скулы, потускнел румянец на щеках.
Толик тихонько вздохнул.
Если честно сказать, он завидует Темке. Досадует, что это с Темкой случилось, а не с
ним. Правда, если уж совсем-совсем честно, то все-таки страшновато в больнице лежать.
Сколько уколов всяких! И эта жидкость прямо в ногу течет. И палатка. И боль…
Сколько раз видел Толик, как выступают у Темки слезы от боли. Но он хлопает
ресницами, говорит, не глядя на отца: «Сестру!» — и отец нажимает кнопку. Прибегает
белоснежная медсестра и дает Темке таблетку от боли или колет его острой иглой, и Темка
успокаивается, слезы уходят у него из глаз. Но Толик-то понимает, что все это значит.
Понимает, как тяжко его дружку.
Толик вглядывался в Темкино осунувшееся лицо и все думал: сумел ли бы так он? Ни
разу не пикнуть. Не застонать. Ни разу не позвать маму.
Нет, что ни говори, а Темка — человек! Может быть, это смешно покажется, если кому
сказать, но Темка даже герой. Спас шесть цыплят. Шесть цыплят — может, и смешно, но
тому, кто не знает, как любит Темка своих дельфинов и кашалотов. А если любишь
дельфинов и считаешь, что они похожи на человека, — значит, вообще все живое
пожалеешь, когда вот так случится. Темка пожалел. Не в словах пожалел, не в уме только, не
про себя, как это часто бывает, а на самом деле. И вот обгорел. Зато цыплята живы.
Толик завидовал Теме, своему геройскому товарищу, думал, что он бы все-таки не
сумел, и оттого глядел на спящего Артема уважительно, будто на взрослого.
В самом деле, этот пожар как бы разделил их. Толик остался таким же мальчишкой, как
был, а Темка сразу стал взрослым.
Больно ему, беда такая навалилась, а Темка по-прежнему на своем стоит, по-прежнему
тверд как камень. Сказал тогда — так и делал, и никакая боль ему не мешала твердым
оставаться.
Забывшись, Толик швыркнул носом. Отец вздрогнул, дернулся к Темке, подумав, что
это он, но увидел Толика и сказал успокоенно:
— А-а, это ты.
Тотчас открыл глаза и Артем.
Толик подмигнул ему и достал из-за пазухи цыпленка. Одного из шести. Протянул
Темке. Артем улыбнулся, погладил малыша по пушистой желтой спине. Толик поставил
цыпленка на пол, и тот покатился желтым шариком, смешно поскальзываясь тонкими
лапками и тихонько тиликая. Сколько Толику биться с бабкой пришлось из-за этих цыплят!
Но он настоял. Они теперь в сарае живут, пока Темка, хозяин их, не поправится.
Отец наклонился к Темке, взбил ему подушку.
— Пить хочешь? — спросил он, но Темка резко отвернул лицо к стенке.
Отец сел понурясь, будто получил оплеуху, принялся разглядывать свои ботинки.
Потом вздохнул и попросил Толика не уходить, пока он покурит. Он редко курил в эти дни
— ведь, пока Тимка спит, от него не отойдешь, — и поэтому возвращался в палату не скоро
и чуть позеленевший. Выкуривал, наверное, подряд кучу сигарет.
— Молчишь? — спросил Толик, когда отец вышел.
— Молчу! — ответил Темка.
Да, прав был когда-то Толик. И грустно и смешно устроена жизнь. Отец дежурит возле
Темки, сидит, как верный пес, а Темка, просыпаясь, не испытывает к отцу никакой
благодарности, молчит упорно, только отворачивается, сжимает губы в тонкие полосочки да
хмурится. И самое смешное, что Толик Темку понимает. И вполне согласен с ним.
У них будто борьба. Кто — кого. Отец Темку или Темка отца. «Генеральное
сражение», — думает Толик. Да так оно и есть. Все сейчас выясняется. Кто победит. Кто на
своем настоит.
Темку с ложечки кормят, чтобы удобней ему было, так он из отцовских рук еду не