Page 149 - Ленька Пантелеев

- Ничего, ничего... Поживем, парень! Погуляем на славу!..
Хотя Ленька не принимал никакого участия в этой краже, Аркашка по-братски разделил
с ним все награбленное. Они уехали в Харьков. И там около месяца жили припеваючи,
проедая деньги, вырученные от продажи часов и других вещей.
Но скоро они расстались. Аркашка покинул Леньку. То ли ему показалось, что Ленька
невыгодный компаньон, так как Ленька воровал хуже и не так удачно, то ли он ему просто
надоел, но однажды Ленька проснулся и увидел, что Аркашки нет. Ночевали они на бульваре -
в кустах акации. Ленька посидел, подождал и, забеспокоившись, решил пойти поискать
товарища. Он уже хотел подняться, когда машинально сунул руку в карман, где лежали у него
заколотые французской булавкой деньги. В кармане он нащупал что-то холодное, мягкое и
пушистое. От обиды и отвращения он закричал. Оказалось, что Аркашка не только обокрал
его, вынув из кармана все деньги, но еще и поиздевался над ним, засунув в карман маленького
дохлого котенка.
...Расставшись с Аркашкой, Ленька не горевал. Но жизнь его уже опять пошла кувырком.
Споткнуться и упасть в яму нетрудно, выкарабкаться из нее гораздо труднее.
Стыдно, горько и больно вспоминать Леньке эту осень, зиму и лето, которые он провел в
Харькове и в других городах Украины... Почти год скитался он, вместе с тысячами таких же
бездомных ребят, по разоренным войной местам. Не раз побывал он за это время в отделениях
милиции, в железнодорожных чека, в арестных домах угрозыска...
Иногда думал: как же это так получилось? Был честный мальчик, учился, читал, писал
стихи... И вот все это рассыпалось, ничего не осталось, он вор, бродяга, отпетый человек.
Он делал над собой усилия, пробовал не воровать, работать. Ходил на вокзал, предлагал
пассажирам помочь снести вещи. Но вид у него был такой, что пассажиры пугались.
- Знаем, - говорили они, - знаем, куда ты их снесешь...
И, оттолкнув Леньку, они сами тащили свои корзины и чемоданы, до трамвая или до
тележечника.
Пробовал он и торговать. Когда начался нэп и открылась частная торговля, он купил у
знакомого китайца сотню дешевых самодельных папирос, вышел на главную улицу и стал
кричать:
- А вот кому папигос! Папигос кому?!
Но пока торговал, больше выкурил сам, чем продал. Вечером подсчитал убытки и понял,
что частный капиталист из него не выйдет.
О возвращении в Петроград он уже не мечтал. Ему казалось, что он уже конченый
человек, он не мог представить себе, как он встретится с матерью или сестрой и как посмотрит
в глаза им...
...Но в конце лета снова напала на него тоска по родине. Он уже измотался, устал... По
вечерам он с завистью поглядывал на освещенные окна, за которыми текла нормальная
человеческая жизнь: люди сидели за самоварами, пили чай, матери ласкали детей.
Как-то под вечер он сидел у железнодорожного полотна на станции Сортировочная, ел
вишни. И вдруг, неожиданно для самого себя, решил:
- Поеду в Петроград.
Он не стал заходить в город, - там не было у него никаких дел, никто не поджидал его
там, и не с кем ему было прощаться. Он дождался первого поезда, вскочил на ходу на
подножку, с подножки перебрался на буфер, а оттуда - по лесенке - на крышу. До Курска он
ехал без приключений. Ночь была холодная, он сидел, скорчившись, у трубы вентилятора и
думал о Петрограде. Глаза у него слипались, но спать было нельзя, так как во сне очень легко
сверзиться с покатой крыши, а кроме того, подъезжая к станции, надо перебираться на
сторону, противоположную платформе, чтобы не заметил с платформы агент. Но все-таки
Ленька заснул. И только чудом каким-то не свалился и не попал под колеса. В Курске его
сняли с крыши. Полтора часа он просидел в пикете, дал обещание зайцем больше не ездить и
был отпущен. Добравшись до станции Курск-товарная, и отыскав подходящий поезд, он
забрался на паровозный тендер и зарылся в уголь. Так, пересаживаясь с поезда на поезд, - на