Page 18 - Ленька Пантелеев

георгиевскими крестами. Сережа прочитал подпись под картинкой, помолчал, усмехнулся и
сказал:
- Скоро ему полный каюк будет.
- Кому? - не понял Ленька.
- А вот этому, - ответил Бутылочка и не очень почтительно потыкал пальцем в самую
физиономию царя.
- Почему каюк? - опешил Ленька.
- А вот потому...
Худенькое лицо Бутылочки стало серьезным и даже зловещим.
- Побожись, что никому не скажешь.
- Ну?
- Что "ну"? Ты не нукай, а ты побожись.
- Божиться грех, - сказал, поколебавшись, Ленька.
- Ну ладно, можешь не божиться. Скажи тогда: "честное слово".
- Честное слово.
- "Никому не скажу"...
- Никому не скажу.
- И крёстненькой не скажешь?
- И крёстненькой...
Тогда Бутылочка оглянулся, вытаращил глаза и зашипел:
- Царица у нас шпионка. Не веришь? Какая? А вот такая - Александра. Она через
Распутина{42} все военные тайны своим немцам передавала...
- А цагь? - прошептал Ленька, бледнея от одного сознания, какую страшную тайну он на
себя берет.
- И царь тоже хорош. Вот увидишь, скоро они все полетят кверх кармашками... Только
ты, Леша, смотри никому не говори.
- Я не скажу, - пробормотал Ленька.
Однако беречь Сережину тайну Леньке пришлось очень недолго. В феврале застучали в
городе пулеметы, замелькали красные флаги, банты. Новое слово "революция" ворвалось в
Ленькину жизнь.
Свергнутого царя ему не было жаль. В первый же день, отправляясь в училище, он
нацепил на фуражку красную ленточку.
Царя не стало, появилось правительство, которое называлось Временным, но в
Ленькиной жизни и в жизни его семьи мало что изменилось.
Мать бегала по урокам. Как и прежде, к ней приходили ученики - большей частью
маленькие девочки с огромными черными папками "Мюзик". Девочки без конца разучивали
гаммы и упражнения, - мешали заниматься, читать, учить уроки. Зубы у матери по-прежнему
болели. И по-прежнему в комнатах пахло чесноком и ландышем.
А в городе и в стране уже ни на минуту не утихал свежий ветер. Конечно, Ленька не
понимал и не мог понять всего, что происходит в мире. Ему в то время не было еще девяти лет.
Он видел, что начавшаяся в феврале веселая жизнь - со стрельбой, флагами, пением
"Марсельезы" и "Варшавянки" продолжается. А разобраться во всем этом - почему стреляют,
почему поют, почему шумят и ходят под окнами с красными флагами - он не мог, хотя жадно
прислушивался ко всем разговорам и давно уже с увлечением читал газеты, которые в тот год
плодились, как грибы после хорошего дождя. Газеты были с самыми удивительными
названиями. Была газета "Копейка", которая и стоила всего одну копейку. Была газета "Черное
знамя". Выходила даже газета, которая называлась "Кузькина мать".
В газетах и в разговорах взрослых то и дело мелькали новые, не знакомые Леньке слова:
"манифестация", "милиция", "пролетариат", "оратор"...
Летом Ленька впервые услышал слово "большевик".
В городе готовились к выборам в Учредительное собрание{43}. Стены домов, заборы,
фонарные столбы, афишные тумбы, ворота - все, на чем можно было наклеить клочок бумаги,