Page 15 - Ленька Пантелеев
P. 15
Эти разговоры происходят в присутствии Леньки. Он с ужасом прислушивается к этим
препирательствам, к этим бесконечным спорам, во время которых решается его судьба. Он
одинаково любит и мать и отца и не хочет лишиться ни того, ни другого. Но, на счастье,
оказывается, что и отец не хочет развода. Он не дает матери денег. А своего у нее ничего нет.
Приданое прожито. И она ничего не умеет делать. Разве что играть на рояле да вышивать
крестиками по канве...
Мать мечется, ищет выхода...
Она начинает наводить экономию в хозяйстве, отказывает кухарке, пробует шить,
готовить... Ни с того ни с сего - в поисках заработка и профессии она вдруг начинает изучать
сапожное ремесло. В ее маленькой уютной спальне, где красивая шелковая мебель, мягкие
пуфики, ореховое трюмо, розовые портьеры, - появляются странные вещи: молотки, шила,
клещи, деревянные гвозди, вощеная дратва... Потом все это так же внезапно, как появилось,
вдруг исчезает.
Мать ходит на курсы, учится, читает книги.
Но отец протестует. Он выбрасывает эти книги за окно. В нем просыпается дух его
предков, раскольников. Женщине, бабе, не пристало заниматься науками. Дети, хозяйство,
церковь - вот и весь мир, который ей уготован, дальше не суйся.
Мать пробует смириться. Целые ночи напролет молится она перед зажженными
лампадами. Долгие всенощные и заутрени простаивает она в окрестных церквах.
А зубы у нее по-прежнему болят. Черная повязка не сходит с ее похудевшего,
осунувшегося лица. И по-прежнему, когда она целует на ночь детей, от нее пахнет чесноком и
ландышем...
А Ленькина жизнь в это время идет своим чередом.
Он живет не совсем так, как полагается жить мальчику в его возрасте и в его положении.
Поэтому он и не совсем похож на других детей.
Очень рано он выучился читать. Он пришел к отцу, сдвинул брови и сказал:
- Папаша, купите мне буквы!
Отец засмеялся, но обещал купить. На другой день он где-то раздобыл черные вырезные
буквы, какие употребляются для афиш и аншлагов. Эти буквы наклеили на стену в детской, у
изголовья Ленькиной постели. На следующее утро Ленька знал уже всю азбуку. А через
несколько дней, во время прогулки с нянькой, он уже читал вывески: "пиво и раки",
"зеленная", "булочная", "аптека", "участок".
Книг у него было немного. Единственную детскую книгу, которая ему попала, он через
месяц зачитал до дыр. Называлась она "Рассказ про Гошу Долгие Руки". Некоторые слова в
этой книге отец затушевал чернилами, но так как Ленька был любопытен, он разглядел
проступавшие сквозь чернила печатные буквы. Зачеркнутые слова были "дурак" и "дура" -
самые деликатные слова, которые употреблял отец, когда бывал пьян.
В кабинете отца стоял большой книжный шкаф. Из-за стеклянных дверок его
выглядывали аппетитные кожаные корешки. Ленька давно с вожделением поглядывал на эти
запретные богатства. Однажды, когда отец на несколько дней уехал в Шлиссельбург по
торговым делам, он забрался в кабинет, разыскал ключи и открыл шкаф. Его постигло
страшное разочарование. Толстые книги в кожаных переплетах были написаны на славянском
языке, которого Ленька не знал. Это были старые раскольничьи книги, доставшиеся отцу по
наследству, никогда им не читанные и стоявшие в кабинете "для мебели".
Но там же в шкафу он наткнулся на целую кучу тоненьких книжечек в голубовато-серых
бумажных обложках. Это было полное собрание сочинений Марка Твена и Чарлза Диккенса -
бесплатное приложение к журналу "Природа и люди". Книг этих никто не читал, - только "Том
Сойер" был до половины разрезан. Ленька унес эти книги в детскую и читал украдкой в
отсутствие отца. Разрезать книги он боялся - пробовал читать не разрезая. С опасностью
испортить глаза и вывихнуть шею, он прочел таким образом "Повесть о двух городах"
Диккенса. Но уже на "Давиде Копперфильде" он махнул рукой, принес из столовой нож и за
полчаса разрезал всего Диккенса и всего Твена. Долгое время после этого он трепетал, ожидая