Page 6 - Ленька Пантелеев

и все за столом.
...Однажды зимой на масленице приехал в гости дядя Сережа. Это был неродной брат
отца. Нянька его называла еще единоутробным братом (единоутробный - это значит от одной
матери). Выражение это Леньке ужасно нравилось, хотя он и не совсем понимал, что оно
означает. Ему казалось, что это должно означать - человек с одним животом, с одной утробой.
Но почему эти слова относятся только к дяде Сереже, а не ко всем остальным людям, он
понять не мог. Тем более что у дяди Сережи живот был не такой уж маленький. Это был
толстый, веселый и добродушный человек, инженер-путеец, большой любимец детей.
Из Москвы он привез детям подарки: крестнице своей Ляле он подарил говорящую
куклу, Васе - пожарную каску, а Леньке, как самому старшему, книгу - "Магический
альманах".
Днем он ходил с племянниками гулять, катал их на вейке, угощал пирожками в
кондитерской Филиппова на Вознесенском{26}. После обеда, когда в детской уже зажгли
керосиновую лампу, он показывал детям фокусы, которые у него почему-то никак не
получались, хоть он и делал их на научной основе по книге "Магический альманах".
За ужином были блины, и отец угощал брата шустовской рябиновкой. Вероятно, и после
ужина что-нибудь пили. Детей уже давно уложили спать, и, когда они засыпали, из гостиной
доносились звуки рояля и пение матери. Мать пела "Когда я на почте служил ямщиком". Это
была любимая песня отца, и то, что ее сейчас пела мать, означало, что отец пьян. Трезвый, он
никогда не просил и не слушал песен.
И опять, как это часто бывало, Ленька проснулся среди ночи - от грохота, от громкого
смеха, от пьяных выкриков и маминых слез. Потом вдруг захлопали двери. Что-то со звоном
упало и рассыпалось. В соседней комнате нянька вполголоса уговаривала кого-то куда-то
сходить. Потом вдруг опять начались крики. Хлопнула парадная дверь. Кто-то бежал по
лестнице. Кто-то противно, по-поросячьи визжал во дворе. В конюшне заржала лошадь.
Ленька долго не мог заснуть...
А утром ни мать, ни отец не вышли в столовую к чаю. На кухне нянька шушукалась с
кухаркой. Ленька пытался узнать, в чем дело. Ему говорили: "Иди поиграй, Лешенька".
В гостиной веселая горничная Стеша мокрой половой тряпкой вытирала паркет. Ленька
увидел на тряпке кровь.
- Это почему кровь? - спросил он у Стеши.
- А вы подите об этом с папашей поговорите, - посоветовала ему Стеша.
Ленька пойти к отцу не осмелился. Он несколько раз порывался это сделать, подходил к
дверям кабинета, но не хватало храбрости.
И вдруг неожиданно отец сам вызвал его к себе в кабинет.
Он лежал на кушетке - в халате и в ночных туфлях - и курил сигару. Графин - с водой или
с водкой - стоял у его изголовья на стуле.
Ленька поздоровался и остановился в дверях.
- Ну что? - сказал отец. - Выспался?
- Да, благодагю вас, - ответил Ленька.
Отец помолчал, подымил сигарой и сказал:
- Ну, иди сюда, поцелуемся.
Он вынул изо рта сигару, подставил небритую щеку, и Ленька поцеловал его. При этом
он заметил, что от отца пахнет не только табаком и не только вежеталем, которым он смачивал
каждое утро волосы. Пахло еще чем-то, и Ленька догадался, что в графине на стуле налита не
вода.
- Вы меня звали, папаша? - сказал он, когда отец снова замолчал.
- Да, звал, - ответил отец. - Поди открой ящик.
- Какой ящик?..
- Вот этот - налево, в письменном столе.
Ленька с трудом выдвинул тяжелый дубовый ящик. В ящике царил ералаш. Там
валялись какие-то папки, счета, сберегательные книжки. Под книжками лежал револьвер в