Page 11 - Ленька Пантелеев

девичью жизнь она не пролила столько слез, сколько пришлось ей пролить за один первый
месяц в доме мужа.
При всем своем ангельском характере, она не могла и приспособиться к мужу, найти с
ним общий язык. Мешали ей молодость, неопытность, а чаще всего - просто страх. Ведь
случалось, что она не могла выговорить слова в присутствии мужа. Иван же Адрианович,
который по-своему любил жену, не мог объясниться с ней - из гордости, из упрямства, а также
и потому, что с некоторых пор он действительно стал и грубым, и злым, и жестоким...
...Но всегда ли и со всеми ли был этот человек таким? Все ли хорошее было убито в нем
жизнью, средой, пристрастием к водке? Неужели в этой больной душе не осталось ничего,
кроме черствости и жестокости? За что же тогда так страстно любил, так горячо обожал его
Ленька?
Нет, конечно. Было в этом большом, сильном и неудачливом человеке много такого, за
что ему прощали грехи даже враги его и недоброжелатели.
Иван Адрианович был честен. Именно поэтому, вероятно, он никогда не мог научиться
торговать. Даже маленькая неправда приводила его в ярость. Сам неподкупно-прямой,
правдивый, расточительно-щедрый, он не терпел ни малейшего проявления фальши,
скупости, низкопоклонства.
Был у него школьный товарищ Шаров. Много лет они дружили. Но как-то раз
подвыпивший Шаров признался, что постоянно носит в кармане два кошелька: один для себя -
с деньгами, а другой, пустой, для приятелей - на тот случай, если у него попросят взаймы.
Иван Адрианович выслушал его, помолчал и сказал:
- Знаешь, братец... Уходи-ка ты отсюда.
- Куда? - удивился Шаров.
Иван Адрианович не ответил, встал и вышел из комнаты. Смущенный Шаров посидел,
допил рюмку и ушел. С тех пор они никогда не встречались.
Однажды, когда Ленька был еще совсем маленький, возвращались они с отцом из бани.
Дело было поздней осенью, уже выпал снег. На Фонтанке у Египетского моста{33} подошел к
ним полуголый, оборванный, босой парень.
- Подай копеечку, ваше сыкородие, - щелкая зубами, проговорил он, почему-то
улыбаясь. Иван Адрианович посмотрел на молодое, распухшее и посиневшее лицо и сердито
сказал:
- Работать надо. Молод еще христарадничать.
- Я, барин, от работы не бегу, - усмехнулся парень. - Ты дай мне работу.
- Фабричный?
- Каталь я... У Громовых последнюю баржу раскатали. Кончилась наша работа.
Ленька стоял рядом с отцом и с ужасом смотрел на совершенно лиловые босые ноги
этого человека, которые, ни на минуту не останавливаясь, приплясывали на чистом белом
снегу.
- Сапоги пропил? - спросил отец.
- Пропил, - улыбнулся парень. - Согреться хотел.
- Ну и дурак. В Обуховскую попадешь, там тебя согреют - в покойницкой.
Парень все еще стоял рядом. Иван Адрианович сунул руку в карман. Там оказалась одна
мелочь. Он отдал ее всю парню и пошел. Потом остановился, оглянулся. Парень стоял на том
же месте, считал на ладони деньги. Голые плечи его страшно дергались.
- Эй ты, сыр голландский! - окликнул его Иван Адрианович.
Парень несмело подошел.
- На, подержи, - приказал Иван Адрианович, протягивая Леньке черный клеенчатый
саквояж. Потом расстегнул свою новенькую синюю бекешу, скинул ее с себя и набросил на
голые плечи безработного.
- Барин... шутишь! - воскликнул тот.
- Ладно, иди, - сердито сказал Иван Адрианович. - Пропьешь - дураком будешь. А
впрочем, - твое дело...