Page 27 - Мой генерал

Покачал головой. Подумал.
– Вот тебе и Анна Робертовна, – сказал. – Молодец!
И затих на весь вечер.
А через день или два я увидел поразительную картину!
По улице шла Анна Робертовна и катила перед собой детскую коляску, но бог с ней, с
Анной Робертовной. Рядом с ней шагал дед в своем коричневом пальто. И катил перед собой
сразу две коляски! Это было не так-то просто – катить одновременно две коляски, дед
пыхтел, поворачивал то одну, то другую и нисколько не смущался! А напротив! Весело
смеялся!
Прохожие оглядывались на странную пару. Кто крутил головой, кто улыбался, кто
пожимал плечами – дело было как раз после смены.
А мне… Мне стало стыдно за дедушку. Как ему не совестно только, думал я. Генерал, и
катает коляски! Хорошо, что тогда его не было дома и никто посторонний его не узнает. А то
ребята обсмеяли бы меня за такого генерала.

Воскресник

Сперва дед катал чужие коляски, а потом стал кладовщиком. Я даже заплакал, когда
узнал об этом. Это генерал-то! Позор какой…
Но сначала был воскресник.
Зима уже пришла. Поселок наш снегом засыпало. Пушистым, мягким. Вечером, когда
солнце в тайгу ложится, он становится розовым. Мерцает алыми брызгами. Потом голубеет.
Синим делается. И вдруг – черным.
День у нас кончается сразу. Падает солнце, и тут же – ночь. Темнотища. Только под
фонарями блестящими колесами горит снег. Интересно бы сверху поглядеть. Наверное,
оттуда видно так: чернота, а посреди нее блестящие блинчики. Фонари качаются, если ветер,
белые круги движутся, словно мчатся в пространстве таинственные летающие тарелки, –
границы между землей и небом нет, только тьма, тьма вокруг.
Красиво у нас зимой: тайга куржавеет, река в промоинах дышит паром. В мороз гулко
ухают сосны – это влага, попавшая в щели, превратившись в лед, раскалывает дерево, будто
дровосек.
Зимой красиво, но мне не до красот. Что-то во мне ноет, болит; я знаю – что, но
признаться боюсь даже себе, упорствую, злюсь, и настроение от этого у меня паршивое, и
жизнь не в радость.
Перед Новым годом Галя мне объявила:
– В воскресенье – общий воскресник! Для тебя первое мероприятие. Не подкачай!
Я не обрадовался. Мечтал командовать классом, а теперь никакого желания нет. Клял
себя почем зря. Не пришла бы ко мне эта дурацкая мысль, не подкупил бы Газового Баллона
в «американку», все было бы хорошо. И с Кешкой по-прежнему бы дружил, и Алька бы на
меня не косилась. Но что делать? Отступать некуда…
Еще темно. Фонари горят. А в поселке шум и тарарам. Радио на всех столбах веселые
марши играет. Где-то на плотине духовой оркестр бубухает. Грузовики тарахтят, народ
грузят.
А потом, когда рассвело, стало совсем как на празднике: флаги трепещут, транспаранты
горят.
Нашу школу направили на пустырь. Его расчистить требовалось. Расчистить так
расчистить. Учителя с ломиками ходят. Мы лопатами снег разгребаем. Бульдозер нам
помогает. Морозу особого нет. Дышится легко. Весело! Хорошо!
Я даже забыл свои мучения. Махал лопатой и никем не командовал. В голову не
приходило.
За главного у нас Баллонов отец. Совсем на кирю не похож. Нормальный человек, не
толстый. Он работал на бульдозере, выравнивал площадку. И вся наша работа как бы вокруг